Именно в лиловом будуаре Государыня узнала о пришедшем в Александровскiй дворец арестовать Ее, Наследника и Великих Княжон изменнике–генерале Корнилове.

А как Она любила сирень!

О Своем цвете Она вспоминала при посе­щенiи в Петрограде созданной Ею школы для девочек и пишет об этом Государю (6.10.1915): "Я прошла через все их мас­терскiе: ткацкую, вышивальную, рисоваль­ную, для выделки ковров, красок; они сами красят шелковые нитки и матерiи; выделы­вают краски из разных растенiй. Прелест­ную лиловую краску — цвета Моего шелко­вого костюма — они приготовляют из чер­ники".

Сколько, кстати, подобного рода начина­нiй принадлежало Государыне!

Созданiе яслей. Детскiе комнаты при по­лицейских участках. Женскiе и детскiе шко­лы народного искусства. Кустарные комите­ты...

Об этой деятельности Императрицы и по сiю пору мало что известно. Общее пред­ставленiе о Ее учрежденiях пока что можно составить лишь по отрывкам из Ее писем. Но

Царская семья. 1904

 подлинное открытiе этой богоугодной деятельности нашей чудной Царицы еще впереди. Подобно чудесной субмарине, ей еще суждено всплыть из хладных вод человечес­кого забвенiя.

В жизни Царственных мучеников до сих пор действительно немало сокровенного. Еще и потому, наверное, что нам пока не дано понять многiе мотивы движенiй Их чистых душ. Но со временем, по мере на­шего духовного возрастанiя, еще недавно тайное будет становиться все более явным, ясным. И нам Самимъ будет невдомек: как это мы еще не так давно не понимали это­го...

Известен факт полученiя Царем мучени­ком во время Саровских торжеств 1903 г. письма от преподобного Серафима, в кото­ром святой передавал не свою, а волю Божiю[1]. О содержанiи его есть немало свидетельств, вполне достаточных, чтобы не принимать в расчет нынешнiе неожиданные проявленiя сверх–рацiоналистического со­знанiя[2].

В связи с этим письмом, видимо, находит­ся и вопрос о принятiи Государем на Себя патрiаршества. До недавних пор это также считалось легендой[3].  Ныне, в результате систематизацiи и анализа всех известных на сегодняшнiй день свидетельств, само это предложенiе Императора можно считать установленным фактом[4].

Кстати, недавно было опубликовано цен­ное свидетельство внучки архитектора–ху­дожника Владимира Николаевича Максимо­ва (1882–+17.12.1942), полностью спроекти­ровавшего в Царском Селе при Феодоровском Государевом соборе пещерный храм прп. Серафима Саровского и казармы, — Н. К. Смирновой. (Впоследствiи Государь стал крестным отцом сына молодого архи­тектора — Арсенiя.) По ее словам, в из­вестном письме, полученном Царем муче­ником во время прославленiя прп. Серафи­ма, "давался совет, как можно удержать Россiю над пропастью — отказаться Госуда­рю и Государыне от личного счастья, принять монашескiй постриг, Государю же — пат­рiаршество и регентство над сыном, как это было при избранiи на Царство первого Ро­манова — Михаила "[1].

Возможно, что активно распространяв­шiеся перед переворотом слухи о неких претензiях Императрицы на Верховную власть, есть не что иное, как отголосок не­понятого и непринятого предложенiя о Ее регентстве при малолетнем Государе Алек­сiи Николаевиче.

Силы и способности для этого у Государы­ни были. Вспомним уже приводившiеся нами слова Ее бабушки королевы Викторiи: "Я УВЕРЕНА, ЧТО ИЗ НЕЕ ВЫЙДЕТ МОГУЩЕСТ­ВЕННАЯ ИМПЕРАТРИЦА".

Государыня— Императору (22.8.1915): "...Не смейся над Своей глупой, старой Же­нушкой, но на Мне надеты невидимые "брюки", и Я смогу заставить старика [Горемыкина] быть энергичным. Говори Мне, что делать, пользуйся Мной, если Я могу быть полезной. В такiе времена Господь Мне подает силу, потому что Наши души борются за правое дело против зла. — Это все гораздо глубже, чем кажется на глаз. Мы, которым дано видеть все с другой сто­роны, видим, в чем состоит и что означает эта борьба". (23.8.1915): "Уверяю Тебя, что Я жажду показать всем этим трусам Свои безсмертные штаны!" (25.8.1915): "Я вижу, что присутствiе Моих "черных брюк" в Ставке необходимо — такiе там идiоты".

Государь— Императрице (25.8.1915): "Подумай, Женушка Моя, не прiйти ли Те­бе на помощь к Муженьку, когда Он отсут­ствует? Какая жалость, что Ты не исполняла этой обязанности давно уже, или хотя бы во время войны!"

Государыня — Императору (9.9.1915): "Дорогой, сколько всюду дела! Мне так хочется во все вмешиваться [...], чтобы раз­будить людей, привести все в порядок и объ­единить всех". (14.9.1915): "Некоторые сердятся, что Я вмешиваюсь в дела, но Моя обязанность — Тебе помогать. Даже и в этом Меня осуждают некоторые минист­ры и общество; они все критикуют, а сами занимаются делами, которые их совсем не касаются". (17.9.1915): "...Как Я жажду Тебе помочь и быть серьезно полезной, — Я так молюсь Богу сделать Меня Твоим анге­лом–хранителем во всем! Некоторые на Ме­ня смотрят уже как на такового, а другiе говорят про Меня самые злые вещи. Неко­торые боятся Моего вмешательства в госу­дарственные дела (все министры), а другiе видят во Мне помощника во время Твоего отсутствiя..."

Государь — Императрице (25.6.1916): "Будучи уже знаком с теми вопросами, которые Ты затрагиваешь  в Своем письме.

Я восторгаюсь ясностью и легкостью, с ко­торой Ты их передаешь на бумаге и выража­ешь Свое мненiе, которое Я считаю пра­вильным".

Государыня — Императору (4.9.1916): "Если б только Я могла Тебе больше помо­гать! Я так молю Бога дать Мне мудрость и пониманiе для того, чтобы быть Тебе на­стоящей помощницей во всех отношенiях и всегда быть Твоей хорошей советчицей". (20.9.1916): "Я не понимаю, почему злона­меренные люди всегда защищают свое де­ло, а те, кто стоит за правое дело, только жалуются, но спокойно сидят, сложа руки и ожидая событiй. [...] ...Меня не любят, ибо чувствуют (левые партiи), что Я стою на страже интересов Твоих, Бэби и Россiи. Да, Я более русская, нежели многiе иные, и не стану сидеть спокойно".

Государь — Императрице (23.9.1916): "...Тебе надо бы быть Моими глазами и ушами там, в столице, пока Мне приходит­ся сидеть здесь. На Твоей обязанности ле­жит поддерживать согласiе и единенiе сре­ди министров — этим Ты приносишь огром­ную пользу Мне и нашей стране! [...] Теперь я, конечно, буду спокоен и не буду мучить­ся, по крайней мере, о внутренних делах". (24.9.1916): "Ты действительно Мне сильно поможешь, если будешь говорить с минист­рами и следить за ними". (4.12.1916): "Ты такая сильная и выносливая — восхищаюсь Тобою более, чем могу выразить".

Это участiе Царицы, причем по воле Го­сударя, в управленiи Имперiей в то время, когда Он Сам находился в Ставке, на фрон­те, ставили (и продолжают ставить) Ей в ви­ну. Но в действительности это свидетель­ствует лишь о забвенiи таковыми критиками своей родной старины. Уходя в поход на Казань, Царь Iоанн Васильевич Грозный прощался 16 iюня 1552 г. с Супругой, нака­зывая ждавшей ребенка Царице: "Милуй и благотвори без Меня; даю Тебе волю Цар­скую; отворяй темницы; снимай опалу с са­мых виновных по Твоему усмотренiю, и Все­вышнiй наградит Меня за мужество, Тебя за благость"[2].

Возвращаясь к вопросу о предложенiи Государем Себя в Патрiархи, особо подчеркнем, что отвергнутая членами Св. Сино­да жертва Царственных Мучеников (Ему шел 37–й, а Ей 33–й год!) была попыткой преодоленiя трагического для Русского Царства личного разлома двоицы Царя Але­ксея Михайловича и Патрiарха Никона, ото­звавшегося в середине XVII в. церковным расколом. Попытка, к несчастью, неудачная (но не по вине Царственных Мучеников!). Так и не удалось тогда сойти с дороги, при­ведшей нас из XVII века прямехонько к 1917 году.

Об этом косвенно свидетельствует наре­ченiе имени Наследнику Престола Цесаре­вичу Алексiю Николаевичу. Имя было зара­нее обдумано. Вопрос был решен задолго до рожденiя. И наверняка в него вкладывал­ся особый смысл.

"Императрица и Я, — передавал генерал Г. О. Раух слова Государя в ответ на распросы, — решили дать Наследнику имя Але­ксей, надо же как–то нарушить эту череду Александров и Николаев"[3].

Многiе современники отмечают особое отношенiе Императора Николая II к Царю Алексею Михайловичу. Вспомним хотя бы историческiй костюмированный бал в Зим­нем Дворце 22 января 1903 г. (последнiй большой придворный бал в исторiи Россiй­ской Имперiи), на который Государь явился одетым в наряд Царя Алексея Михайловича, а Государыня — в платье Царицы Марiи Ильиничны, супруги Тишайшего. (Однако при Дворе шушукались не только о Царе Алексее Михайловиче, но и о Его Внуке — Царевиче Алексее, Сыне Петра Великого и Его трагической судьбе...)

Когда в связи с рожденiем Наследника Ему напоминали про Царя Алексея Михай­ловича, Государь отвечал: "Да, вы правы; Я же со Своей стороны желаю лишь одного, это — чтобы Наследник дал Россiи в лице Своего Сына второго Петра Великого"[4].

Если бы Царь стал Патрiархом, повтори­лась бы ситуацiя, существовавшая при пер­вом Царе из Романовых Михаиле Феодоровиче, отцом Которого был, как известно, Патрiарх Филарет. Церковный историк про­тоiерей Лев Лебедев писал по этому пово­ду: "...В Россiи сложилась ситуацiя, уни­кальная, пожалуй, не только для русской исторiи, но и для всемирной исторiи Церкви, когда родные отец и сын становятся двумя главами единой Православной державы! Патрiарх Филарет титулуется "Великим Го­сударем", как и Царь (тогда как для патрiархов был принят иной титул — Великiй Господин}. /Между Церковью и государством устанавливаются, таким образом, подлинно родственные (в прямом и переносном смысле) отношенiя, обезпечивающiе осо­бую внутреннюю крепость всей русской жизни. Этот промыслительный урок как оп­ределенное Божiе указанiе был хорошо понят в Россiи"[5].

В связи со всем сказанным весьма небезпочвенной выглядит интуицiя В. И. Карпеца, предполагавшего, что монашеское имя Ца­ря мученика, если бы состоялось Его Патрiаршество,  было бы,  имея в виду имя Его становившегося Царем Сына АЛЕКСIЯ, так­же предопределено: НИКОН.

От исполненiя пророческого благослове­нiя, полученного в Дивееве, Царственные мученики не отказались и позднее, уже пос­ле того, как архiереи "промолчали"...

9 апреля   1921   г.  корнет С.  В.  Марков (1898 + 1944), давая показанiя по делу о ца­реубiйстве,    сообщил    о    существовавших в 1918 г. у пользовавшегося доверiем Цар­ственных мучеников зятя Г. Е. Распутина Б.Н.Соловьева    (1893–1926)    намеренiях: "План Соловьева был таков. Земскiй Собор должен   был   снова   призвать   Государя   на Престол.   Государь  бы отрекся тотчас  же в пользу Наследника, а Сам стал Патрiар­хом. Править Россiей должен был Регент­скiй   (всесословный)   Совет.   Императрица ушла  бы   в  монастырь.   Ольга  Николаевна и Татьяна Николаевна еще в Тобольске с Ее Величеством просились в монастырь[6]. Это я знаю кроме как от Соловьева также и из советских газет"[7].

Итак, подведем некоторые итоги:

Наследник становился Царем (с Именемъ Алексiй).

Государь — Патрiархом (с Именемъ Ни­кон).

Государыня, принявшая монашескiй по­стриг с Именемъ Феодора[8], — Регентом при Своем Сыне Царе Алексiи Николаевиче до достиженiя Им совершеннолетiя.

Все это в целом — поразительное пресу­ществленiе Домашней Церкви Царственных мучеников в общероссiйскую, а по месту Русского Государя в мiровой iерархiи — во вселенскую симфонiю Царя и Патрiарха...

И еще один немаловажный штрих: Г. Е. Распутин, которому было дано Богомъ облег­чать тяжкiе страданiя Цесаревича, предска­зывал, что Он "годам к тринадцати–четыр­надцати [т. е. в 1917–1918 гг. — С. Ф.], будет крепок и здоров, и болеть больше не будет"[9]. Григорiй Ефимович называл Его "великим Самодержавцем". Он писал: "...Как не было такого Царя и не будет. [...] Алексея очень в душе имею, дай ему рости, кедр ливанскiй, и принести плод, чтобы вся Россiя этой смокве радовалась. Как добрый хозяин, насладились одним его взглядом взора из конца в конец»[10]. В 1914 г. Распутин на пожертвованные ему средства возвел в Верхотурском Николаевском мужском монастыре, где почивали мощи прп. Симеона Верхотурского, красивый дом, напоминавшiй древнерусскiй терем, предназначавшiйся для Наследника Цесаревича Алексiя, который, после ожидавшегося сюда сначала в 1914 г., а затем осенью 1917 г. паломничества Царственных Богомъольцев, должен был остаться здесь для поправки здоровья, а, может быть, и окончательного исцеленiя…

***

Совершенно чудовищным извращенiям подвергался духовный мир Царственных мучеников. «Клеветническим измышленiям и злобным сплетням в адрес Ее Величества, – писала Ю.А.Ден, – увы, еще долго будут верить. Государыне приписывают склонность к оккультизму, участiе в спиритических сеансах, попытки вызвать тени великих людей с целью повлiять на Государя, Который якобы и Сам занимался спиритизмом в залах Зимнего Дворца. Очевидно, слухи эти объяснялись тем, что Ее Величест­во вела уединенную жизнь"[11].

Царица Александра Федоровна — сестра милосердiя.

Однако даже самая оголтелая клевета распадалась при столкновенiи ее с фактами. Некiй   Э. Бах в книжонке, вышедшей в 1928 г. в издательстве "Красной газеты", пытал­ся пыжиться, не осознавая, что, подобно унтер–офицерской вдове, порет сам себя: "Обстановка комнат Александры Федоров­ны напоминает лучшiе номера хороших гос­тиниц, но не покои " Россiйской Императри­цы". Особенно скромна спальня, в которой некоторые вещи самого простого рыночно­го типа — например, обыкновенные метал­лическiе кровати с шариками, дешевая трехрожковая люстра и пр. Часть стен сплошь увешана иконами и образками. [...] В моле­льне, устроенной тут же, за кроватями, сно­ва неисчислимое количество образков. Вместе с теми, которые висят в спальне, их более 800. Что это — коллекцiя? Но они не представляют археологического интереса, большинство ''новоделы'', сомнительного качества. Значит, это — просто внешняя, манiакальная, исступленная форма религiозности"[1].

Но люди–то, приходившiе во Дворец в ка­честве "экскурсантов", все видели... Пото­му-то вскоре было решено свернуть экс­позицiю в Александровском дворце. Ведь, несмотря на трескотню экскурсоводов, люди приходили и делали свои выводы...

Мемуаристы обычно подчеркивают не­мецкую прижимистость Государыни, забы­вая при этом напрочь о делах милосердiя, которые Она творила даже будучи в узах. "Как поживает бедная Знаменская? — инте­ресовалась Государыня в январе 1918 г. из Тобольска. — Знаю, что сестра [так Царица именовала Себя, в третьем лице] послала ей маленькую помощь и не хочет, чтобы Ее благодарили". И позднее (11.3.1918) тому же адресату: "Скажите дорогой Знамен­ской, если ей трудно из–за неполученiя пен­сiи, чтобы она откровенно писала, с радос­тью помогу опять. Знаю, как трудно живет­ся, но есть добрые люди на свете — благо­слови их Господь, что не забывают и помога­ют, и Я Знаменской (в свою очередь) хочу быть полезной. Радость Свою разделить с другими милыми друзьями".

Впервые публикуя эти письма, генерал А. В. Сыробоярскiй отмечал: "Как известно (книга Жильяра), Царская Семья, переве­денная распоряженiем из Москвы на сол­датскiй паек, испытывала крайнюю нужду даже в вопросах питанiя. Жители Тобольс­ка, узнав об этом, тайно посылали всевозможные съестные продукты для стола Цар­ской Семьи, чем вызывали глубокую Их бла­годарность. И вот в это время Ее Величест­во, обезпокоенная тем, что мать Ее ране­ного лишена пенсiи и не имеет поддержки сына и, быть может, испытывает еще боль­шую нужду, чем Ее Семья, отрывает из недостатков Своих и посылает ей 300 руб­лей. Нам, быть может, никогда не будет известно о других примерах этого великого милосердiя Государыни, но они безусловно были не единичны. И это предсмертное ми­лосердiе Императрицы должно послужить нам всем примером в стремленiях наших почтить память Царственных мучеников"[2].

К тем денежным пособiям, отправляе­мым из узилища следовало бы прибавить многочисленные продовольственные посыл­ки, в отправке которых участвовала не толь­ко Государыня, но и Ее Дети.

"Особенная набожность Государя и Им­ператрицы, — писал игумен Серафим (Куз­нецов), — противной стороной истолковыва­лась извращенно, как суеверiе и ханжество"[3]. Наиболее яркiй пример в этом смысле — воспоминанiя протопресвитера Шавельского. (Характерно, что злобные воспоминанiя этого выкреста в свое время отказались печатать зарубежные церковные издательства: за границей их согласилось опубликовать лишь эсеровское издательство имени Чехова в Нью–Йорке; в наши дни в Россiи их переиздало уже церковное из­дательство, правда поощряющее неообнов­ленцев. Что касается Государя, то Он прямо так и писал Супруге из Ставки 6 апреля 1916 г.: "Не чувствую себя в настроенiи испове­доваться у Шав[ельского], потому что бо­юсь, чтоб оно не принесло вместо мира и спокойствiя душе обратного!" Не случай­но и предательское поведенiе этого священ­ника по отношенiю к Царю сразу же после февральского переворота 1917 г.[4]

Но даже этот злобный клеветник перед лицом явной для каждого ослепительной свя­тости Царственных узников осекся, вынуж­ден был лепетать о том, что–де в его "соб­ственном сознанiи образ Императрицы Александры Феодоровны двоится, пред­ставляется в двух совершенно различных очертанiях", что сразу же после ареста "вырисовывается совсем новый Ее образ"[5]. Но могло пи вдруг возникнуть нечто, если этого в человеке раньше никогда не было? О, словоблуды! Слепые вожди сле­пых! Ничего не понявшiе, так ничему и не научившiеся!

Вот лишь несколько мыслей, высказанных Государыней глубоко преданной Ей (жизнь показала, что до смерти) фрейлине А. В. Гендриковой[6]:

"Для Бога нет невозможного. Я верю в то, что кто чист своею душою, тот будет всегда улышан и тому не страшны никакiе трудности и опасности жизни, так как они непреодолимы только для тех, кто мало и неглубоко верует".

"Никто из нас не может знать, как и когда проявится к нам милость Божiя, так же, как и то, через кого будет проявлена она".

"Мы мало знаем то необъятное количест­во чудес, которое всегда, на каждом шагу, оказывается человеку Высшею силою, и мы должны искать и ждать Ее чудес везде и всюду и принимать с кротостью и смиренiем всякое их проявленiе".

Теперь, полагаю, можно вполне оценить тех, в том числе и "духовных" лиц, которые характеризовали Государыню, как подвер­женную "болезненному мистицизму", "ха­нжеству" и "кликушеству" "фанатичку".

Но вот и еще нечто, кажется, вообще выходящее за рамки их вконец обнищавше­го сознанiя.

В дневнике старшей сестры Собственного Ее Величества лазарета в Царском Селе В. И. Чеботаревой есть любопытная запись: "Государыня показывала Свои комнаты и ту, где зиму комар жил, питавшiйся только кро­вью Государыни. Дети все знали о его суще­ствованiи..."

Вспоминая о Своем пребыванiи в Ставке, Государыня писала автору цитировавшегося дневника (24.8.1916): "Лежала на лужайке под чудным деревом и вышивала, пока дру­гiе играли и гуляли. Конечно, пауки меня и здесь нашли, и масса ходила по мне"[7].

Наконец, в октябрьской дневниковой запи­си 1915 г. читаем еще одну запись о Госуда­рыне: "Говорила что уже десять лет не ест ни мяса, ни рыбы. "Вообще о еде думаю с отвращенiем, заставляю себя есть каши, овощи, бульоны — грибные"".

Прибавим к этому и износившiеся в мо­литве четки Государыни, найденные в Ипа­тьевском доме...

Все это отдельные искорки из чего–то не­измеримо большего, составляющего тайну души Царицы в Ее постоянном предстоянiи перед Богомъ. Однако понимающему, как говорили древнiе, – достаточно.

***

В первые дни революцiи в Царском Се­ле — апофеоз массового помраченiя сознанiя! — всерьез искали провода к Герман­скому кайзеру...

Акт предательства уже состоялся, когда Царицу мученицу называли "немкой", рас­пространяли всякого рода от начала до кон­ца выдуманные гнусности о Царском Друге Г. Е. Распутине. Над одним большим общим делом трудились высокопоставленные из­менники (включая Великокняжескiе круги), предлагавшiе заточить Императрицу в мо­настырь на Урале[8], и солдаты, распевав­шiе песню: "За немецкую царицу взяли парня на позицу"[9].

По сути своей эти солдаты Россiйской Им­ператорской Армiи недалеко ушли от ека­теринбургских большевиков, год спустя ис­царапавших все стены Ипатьевского дома невоспроизводимыми похабными надписями (так же как и нынешнiе "благочестивые" "чтители" Царственных мучеников, изо­щренно хулящiе Распутина, по существу ки­дают комья грязи в мученицу Царицу Алек­сандру).

И в ответ на все эти наветы спокойный голос Императрицы: "С какой стати утверж­дают, будто Я симпатизирую немцам? Двад­цать лет Я прожила в Германiи, но и в Рос­сiи двадцать лет! Все Мои интересы, буду­щее Моего Сына связаны с Россiей. Следо­вательно, разве Я могу быть не русской?"[10]

Свою верность и любовь к новой Своей Родине — Россiи — Она запечатлела не только Собственной жизнью, но всем са­мым дорогим — на алтарь Ею были прине­сены Дети и Самый возлюбленный Ею Пер­венец — Надежда Россiи.

16 декабря 1916 г., в преддверiи всерос­сiйской катастрофы, Она писала Супругу: "Когда Я была молода, – Я ужасно страдала от неправды, которую так часто говорили обо Мне (о, как часто!), но теперь мiрскiе дела не затрагивают Меня глубоко, — Я го­ворю о гнусностях — все это когда–нибудь разъяснится".

И еще из Ее же писем: "вечно намеки на Меня и Моих людей!!!"; "они задевают всех окружающих Меня".

"Сколько горя и печали, тревог и испыта­нiй. — писала, Императрица Государю 7.1.1916, — они так изнуряют, а надо не сдаваться, но с твердостью встречать все. Мне бы хотелось повидаться с Нашим Дру­гом, но Я никогда не приглашаю Его к Нам в Твое отсутствiе, так как люди очень зло­язычны. Теперь уверяют, будто Он получил назначенiе в Ф[еодоровскiй] Собор, что связано с обязанностью зажигать все лам­падки во всех комнатах дворца! Понятно, что это значит, но это так идiотски–глупо, что разумный человек может лишь расхохо­таться. Так отношусь к этой сплетне и Я".

До сих пор историки (и даже архивисты, которым выпала великая честь хранить Соб­ственноручно написанные Царственными Мучениками документы) продолжают в не­позволительно оскорбительных выраженiях низко клеветать на Государыню: "Александ­ра Федоровна, как наркоман, зависимый от наркотика, уже не могла спокойно сущест­вовать без увещеванiй Распутина. [...] Ее психика, изначально склонная к мистицизму, была окончательно сломлена мощным влiя­нiем Распутина"[11].

Вопреки историческим фактам и здравому смыслу, надергав нужных цитат, договари­ваются, например, и до такого: "Близость Распутина к Царской Семье сильно преуве­личена. [...] В общем близости особенной не было. [...] Все это было связано с трагичес­кой болезнью Наследника..."[12]

Но, давайте, послушаем Самих Царствен­ных Мучеников (при этом, подчеркнем, го­лоса Их записаны по большей части против­никами Г. Е. Распутина).

Глава политической полицiи в Россiи гене­рал–лейтенант А. В. Герасимов рассказывал, со слов премьер–министра П. А. Столыпина, о его встрече в конце 1908 г. с Государем по поводу Г. Е. Распутина. На все увещева­нiя прекратить эти встречи Государь твердо заявил:

"...Это Мое личное дело, ничего общее с политикой не имеющее. Разве Мы, Я и Моя Жена, не можем иметь Своих личных знакомых! Разве Мы не можем встречаться со всеми, кто Нас интересует»"[13]

Дворцовый комендант генерал–майор В. Н. Воейков в 1917 г. показывал Чрезвычай­ной следственной комиссiи Временного пра­вительства: "Я говорил Государю, что, по моему мненiю и по мненiю общества, Рас­путин не достоин прiема, но встретил холод­ный ответ:

«Мы можем принимать, кого хо­тим!»[14].

Предшественник В. Н. Воейкова генерал–лейтенант В. А. Дедюлин вспоминал о том, как в разговоре с ним Государь сказал о Распутине:

"...Он хорошiй, простой, религiозный русскiй человек. В минуты сомненiй и ду­шевной тревоги Я люблю с ним беседовать, и после такой беседы Мне всегда на душе делается и легко, и спокойно"[15].

Воспитательница Августейших Детей фрейлина С. И. Тютчева, передала свою беседу с Царем членам той же Чрезвычай­ной следственной комиссiи: "Так и вы то­же не верите в святость Григорiя Ефимови­ча?" — спросил Государь. Я ответила отри­цательно, на что Государь заметил:

"А что вы скажете, если Я вам скажу, что все эти тяжелые годы Я прожил только благодаря его молитвам![16].

На слова начальника Генерального Штаба генерала М. В. Алексеева, сказанные в ав­густе или в сентябре 1916 г.: "Удивляюсь, Ваше Величество, что Вы можете находить в этом грязном мужике!", — Государь пря­мо ответил:

"Я нахожу в нем то, чего не могу найти ни в одном из наших священнослужите­лей!»[17].

Ответ на то, что это были за качества, можно найти в словах Царицы, сказанных Своему духовнику:

"Он [Распутин] совсем не то, что наши Митрополиты и епископы. Спросишь их со­вета, а они в ответ: "Как угодно будет Ва­шему Величеству!" Ужель Я их спрашиваю затем, чтобы узнать, что Мне угодно!"[18]

"При встречах с Государем, — свидетель­ствовал камердинер Императрицы А. А. Во­лков, — Распутин целовал у Него руку. Го­сударь же — руку Распутина"[19].

Во время прiема в Ставке 20 iюня 1915 г. А. Д. Самарина (перед назначенiем его обер–прокурором Св. Синода), в ответ на поток сплетен и клеветы на Г. Е. Распутина, Государь спросил:

"— Послушайте, Самарин, ведь Вы при­знаете Ее Величество и Меня людьми веру­ющими!

• Да,  Государь,  не только я,  но и вся Россiя счастлива этим сознанiем.
• Как же Мы могли бы допустить возле себя человека такого, каким Вы изобразили Распутина»[20]. ^[21]