Спор о том, как должно почитать имя Божие, как должно веровать в него (1 Иоан. 3,23), начался на Святой горе Афонской в первом десятилетии ХХ века. Не будем определять: промыслом или попущением Божиим возник этот спор. Нам кажется,  и то, и другое: промыслом – чтобы утвердить Истину; а попущением, - для «испытания вселенной» (Откр. 3,10) о наличии искренности веры. Ибо, говорит ап. Павел, «надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные». (1 Кор. 11,19). Этот спор на Св. Горе окончился весьма трагично, о чём читатель узнает из приведённой здесь «Истории Афонской смуты», о погроме двух Афонских Обителей». Кроме того, повезёт тем, кому удастся прочитать «Историю афонской смуты» (в 3 томе, часть 1-я) сопровождавшуюся чудесными явлениями и знамениями, весьма занимательно написанную монахом Андреевского Скита на Афоне, изгнанником-имяславцем иеромонахом Паисием, который имел там послушание писаря и певчего, и уходил из Обители в изгнание самым последним и был счастлив описанием чудес, связанных непосредственно с афонскими событиями 1913 года, а в России скончался в 1965-м году, на 105 году жизни в подвиге исповедническом.

Но этот спор о самой Величайшей Святыне христианского духа – об имени Божьем, посредством полемики «Русского Инока» благодаря рецензии афонского монаха Хрисанфа (Минаева) на книгу «На горах Кавказа» и статей архиеп. Антония (Храповицкого) из Афона перенёсся в пределы России, и до сих пор не закончился. Мнения о почитании имени Божия разошлись, сначала в среде афонских монахов, а затем, в духовенстве,   монашестве и среди церковных мирян в России.  Разделившиеся во мнениях те и другие  считали себя ревнителями Православия, а об Имени Божьем «толковали» по-разному.

Вопрос этот был включён на рассмотрение Поместного Собора РПЦ 1917 – 1918 гг., но так и остался не рассмотренным, из-за революционной ситуации, потому что приказом революционного правительства собор был распущен.

Последующие катаклизмы в стране, не благоприятствовали возвращению Церкви к рассмотрению этого вопроса,  так и закончился ХХ век не разрешив  его догматически. А вопрос этот является самым кардинальным в Православии.

Ещё до гражданской революции, видные высокопросвещённые  деятели богословской и философской науки, такие, например, как заслуженный ординарный профессор - богослов почётный член МДА М.Д. Муретов, почётный член МДА профессор-богослов Михаил Новосёлов), расстрелянный чекистами, а в 2000 г. канонизированный Церковью, философы – профессоры:  протоиерей Сергий Булгаков и священник Павел Флоренский, благочестивые философы: Владимир Эрн и Алексей Лосев, духовный писатель-публицист Михаил Соловьёв и другие, в своих «разборах» послания Святейшего Синода, составленного тремя его членами, архиереями, - положительно, весьма обоснованно  разъяснили этот вопрос в духе святоотеческого почитания Имени Господня. Но официальная церковная власть (Синод, а затем и Патриарх) не приняла положительные их разъяснения и оставалась, в утверждённом Св. Синодом отрицательном, рационалистическом понимании вопроса об имени Божьем. Поэтому, вопрос сей остался открытым и ждёт соборного своего рассмотрения.

Здесь не будем перечислять видных духовных деятелей и писателей, представителей церковной иерархии, духовного старчества с монашескими обителями, явно или тайно, (из-за угроз церковной власти), содержащих православное положительное учение о имени Божьем, помогавших отстаивать его и симпатизировавших имяславию, - их очень много. Достаточно привести защитников и сторонников имяславия, которые причислены Церковью к лику Святых. Это, Мученики: Царь Николай II, с Супругой Александрой Фёдоровной и царскими детьми, Великомученица Вел. Княгиня Елизавета Фёдоровна, святитель Макарий (Парвицкий) Московский, профессор богословия Михаил Новосёлов, написавший оригинальный обличительный разбор Послания св. Синода об имени Божьем, Оптинский старец преп. Варсонофий, преп. Феодосий (Кашин) Кавказский, преп. Кукша (Величко) изгнанник старо-Афонский,  Епископ Феодор Поздеев (расстрелянный чекистами) священномученик, Архиепископ Гермоген Саратовский (Долганов)священномученик, святитель Трифон Туркестанов и конечно же, впереди всех – св. Иоанн Кронштадтский, и другие не упомянутые Святители Российской Церкви.

Настоящее издание представляет собой малый сборник,  исторических документов по исследованию Послания Святейшего Правительствующего Синода (см. его здесь, Ц.В. № 20, 18 мая, 1913 г.), некоторыми выше упомянутыми авторами, которыми являются профессоры богословия: М.Д. Муретов, М.А. Новосёлов, П.А. Флоренский и философы: профессор С. Булгаков, А.Ф.Лосев, В.Ф.Эрн,  М.Соловьёв  и другие.

Их научные богословские и философские труды  об имени Божьем  представляют собой, по нашему мнению, огромную, неповторимую ценность для будущих исследователей сего вопроса, а для подвижников молитвы – помощь к практическому руководству. Рано или поздно Церковь, всё равно, вернётся к этому вопросу, хотя бы уже потому, что эти авторы исследователи заслуживают полного доверия как духовно просвещённые благочестивые и богобоязненные, не затронутые непосредственным участием в Афонских распрях и чуждые тенденциозности, объективные и беспристрастные исследователи, третейские лица, (боимся сказать – третейские судьи), не задетые самолюбием, не больные страстью к сиюминутным выгодам, не заражённые карьеризмом. Свои разборы Послания Синода они, весьма чётко, и ясно обосновали на Священном Писании, именно на нём утверждаясь, как на твёрдом камне, а не на сыпучем песке рационалистического мудрования, схоластической, номиналистической философии. При своих гениальных исследованиях они были движимы христианским долгом и профессиональной жаждой раскопать и очистить заваленную муссором человеческих мудрований Божественную Истину почитания Святейшего имени Божия, - а не угодничеством и честолюбием, - не торгуя своей совестью, не  угождая церковной власти, которая, как свидетельствует история Церкви, не раз утверждала не истинное, а ложное учение. Они не могли не написать правду и не вскрыть ложь в Послании  Синода.

Настоящий сборник рассчитан на малую аудиторию, в основном на читателей из представителей высшего и низшего духовенства, преподавателей духовных академий и семинарий, на тех членов Церкви, которые были затронуты этим вопросом и находятся на распутии, не зная золотой середины – истинно-церковного почитания Имени Божьего, и на всех ревнителей чистоты Православия.

Цель настоящего издания: помочь осмыслить важность сего вопроса и принять правильное решение, очиститься от имяборческих наветов на Святейшее имя Божие и на Великого Праведника, столпа церковного св. Иоанна Кронштадтского – Солнца России и всего мира, которого, имяборцы, для большей авторитетности своего имяборческого учения,  причисляют на свою, имяборческую, сторону, извращённо интерпретируя его учение о имени Божьем, ибо он – первый имяславец конца ХIХ и начала ХХ века;  воздать должное почитание и поклонение достопоклоняемому, великому, нераздельному имени Отца, и Сына, и Святого Духа,  Троице Единосущной и Нераздельной; а будущим богословам исследователям предлагаемыми документами оказать содействие, или, по крайней мере, побудить их к разрешению и к догматической формулировке данного вопроса на предстоящем Поместном, или Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви.

Владимир Эрн пишет: «Синод опирается не на святоотеческую мысль, а на некую философию,  ad hoc придуманную; причём философии этой, как нечто само собою разумеющееся, приписывается целый ряд любопытнейших черт; она почитается единой и всеми признанной и для всех несомненной, разрешившей все вопросы, и не допускающей никаких возражений. При таких высоких качествах философия эта, естественно, не нуждается ни в каких обоснованиях, ни фактических, ни логических. Достаточно кивнуть в её сторону, даже не называя её по имени, чтобы всё сразу сделалось ясным и, главное, твёрдо установленным. Для просвещённых составителей Послания, философия эта столь авторитетна, что они её кладут в основу своих,  немногочисленных, богословских экзегетических, исторических и филологических соображений. То немногое из церковного миропонимания, что введёно ими в их «контр-аргументы», покоится на этой философии, как на несокрушимой своей базе, и получается невольно впечатление, что, не будь её, заколебалась бы самая Церковь, и слова Спасителя о «неодолении вратами адовыми» относятся к ней, а не к Церкви.

И вот, опираясь с твёрдой уверенностью на «философию», составители Послания прежде всего хотят представить себя людьми необычайного просвещения, идущими в уровень с «веком», своих же противников выставить любителями мрака и невежества. В сущности говоря, всё сказанное Синодом и докладчиками проникнуто одной победоносной мыслью: Еслиб Афонские монахи были попросвещённее, то и самого спора не возникло бы.

(В.Эрн: «Разбор Послан.Св.Синода» 1917. С.10-11).

«В нашей апологетической литературе любят приводить слова Бэкона о том, что небольшой глоток  философии отводит от Бога, глубокое же её изучение снова приводит к Богу. В духе этого мудрого изречения мы можем сказать, что серединное и поверхностное просвещение убивает всякий умозрительный интерес к Имени Божию и порождает особую умственную глухоту и слепоту ко всей сфере высших понятий, с ним связанных; просвещение же глубокое и не лицемерное снова приводит к пониманию и к созерцанию его беспредельных умозрительных богатств. Были бы наши богословы и наше учёное монашество воистину по-просвещённее, - то на сторону Афонцев стали бы не «некоторые» российские богословы, а большинство т.е. все homines bonae voluntatis. Но уже и «некоторых» было достаточно для того, чтобы отнять у Синода право трактовать вопрос в элементарной плоскости «невежества» и «просвещённости» и заставить его высказаться по существу. Не показывает ли явно прозвучавший голос некоторых высокопросвещённых российских богословов, что, допусти Синод свободное и беспрепятственное созревание соборного мнения русской церкви об Имени Божием, - всё наипросвещённейшее в России подало бы руку простецам Афонцам и вместе с ними восстало бы против того господствующего у нас духовного полупросвещения, которое является и полухристианством, полуцерковностью, полуправославием? И не этого ли испугался Синод, стоящий на страже печального преобладания этой половинчатости в русской церковной жизни? Не от того ли сначала  запретил исследовать вопрос об Имени Божием, а потом, только себя одного не лишив голоса, преподнёс верующим полемическое философствование двух иерархов и одного преподавателя духовного училища? Синод забыл простую вещь: истинное просвещение неразрывно связано со свободным исследованием, - кто боится последнего и его насильственно пресекает, тот с просвещением не имеет ничего общего. Если в делах веры немыслимо, по римскому обычаю, предписывать церковному сознанию какие-нибудь «непогрешимые» определения маленьких пап, то в делах мысли и умозрительного исследования попытка принудительного навязывания двух-трёх спешно придуманных иераршеских философем по существу дела обречёна на неуспех, и на тех, кто делал её, может навлечь справедливый ропот всего церковного народа» (стр.13).

Синод, в вопросе, взволновавшем весь православный мир, захотел говорить от лица всей Церкви. Два иерарха, (члены Синода Никон и Антоний) известные своим страстным вмешательством в политические дела, и один преподаватель духовного училища, решительно ничем неизвестный, написали три полемических статьи, и эти частные и случайные мнения трёх христиан, благодаря связям и влиятельности двух из них, сделались теми докладами, кои были положены в основу Синодского Послания об Имени Божием. Булла руских папистов вся расчитана на чисто римский принцип внешняго исхождения из «высокого» источника. Действуя с чисто католическим духовным насилием, два иерарха и один преподаватель духовного училища захотели выдать свои небрежно и спешно написанные статьи за голос самой Церкви, опираясь, не на внутреннее содержание вещаемых ими мнений, не на то, что, по слову Спасителя, овцы слушают голоса пастыря своего и «за ним идут, потому что знают голос его, за чужим же не идут, потому что не знают чужого голоса» (Ин.10,3-5) – а исключительно на свою внешнюю власть и на принцип Roma  Iocuta ect. (стр.8). «Синод действовал не силой Божией, а силой власти и оружия»

«Размышляя о причинах неудачи в разрешении этой задачи (очевидно, Афонского вопроса, - изд.), Михаил Новоселов (теперь уже Святой!), уже после революции, писал об «интеллигентском и бурсацком рационализме», проложившем «в наше церковное общество широкий путь протестантскому субъективизму и лжедуховности, а в конечном счёте – неверию и богоотступничеству. Афонский спор о святыне Имени Божия, ясно вскрыл эту язву нашего религиозного самосознания, прикрывшего её ризою Православия».(Новосёлов М.А. Письма к друзьям. Мск. Правосл. Свято-Тихон. Богословск. Инст.1994, с.64). После выхода в свет послания Синода, послужившего причиной Афонской смуты 1913 года, Михаил Новосёлов издал Листок: «Папизм в Православной Церкви», в котором отверг три синодальные лжедогмата. Этот Листок здесь напечатан после послания Синода

Профессор С.Булгаков цитируя Владимира Эрна пишет: «Никакого исследования по существу вопроса об Имени Божием мы в послании (Синода) не находим, - подводит печальный итог В.Эрн (с.5). Причина этого, по его мнению, объясняется «двумя печальными чертами нашей богословской мысли: 1-е,  её внешней несвободой, 2-е, её малой внутренней жизненностью» (с.3). «Говоря по-просту», - пишет он далее, (с. 5- 6) – тут нечего было и решать. В горных пустынях Кавказа воспели «новую песнь» имени Божию. На Старом Афоне тысячеголовым подвижническим хором продолжали священное славословие. Казалось бы, самым простым и лёгким было: присоединиться к светлому духовному торжеству и своим авторитетом внести порядок и строй в новое движение духа, приобщивши к нему весь Православный мир. Но Синод «по-простому» и легко войти в новое движение не сумел. Убежав от сердечной простоты, Синод очутился перед лицом бесконечно сложной умственной проблемы, которая по плечу либо гениальному богословскому дарованию, либо Соборному разуму Церкви». Её значимость современники оценивали довольно высоко. Кажется впервые за всё время существования Русской Церкви в недрах её самой, а не Византии, возник серьёзный догматический вопрос, требующий серьёзного догматического обсуждения – о почитании имени Божия (Булгаков С.Н. У стен Херсониса II Символ. 1991. № 25. С. 210).

Говоря об имяславии  В. Эрн пишет, «оно пришло новой радостью и новым благовестием в мир как раз в ту годину, когда на мир с другой стороны надвигалась гроза невиданных и неслыханных потрясений.» «новое горение сердца разделило монахов на два стана, лишь это неизъяснимое горение сердца об Имени Божием…».  «От избытка сердца глаголют уста». Заволновались афонцы, когда натолкнулись кругом себя на духовную спячку; из созерцателей и молитвенников выстроились в фалангу исповедников и воинов Христовых, когда спящие восстали на защиту своего сна и, поддерживаемые властью и оружием (не за то ли пострадали Волынь и её святыни и подверглись поруганию?– архиеп. Антоний Волынский-главный имяборец), начали борьбу с почитанием имени Божия сначала устами, а затем и разгромом древнейшего оплота православия в Уделе Богоматери».(стр.9).

 Синод посягает на самую душу Православия (стр.19).

 Член Синода, архиеп. Никон в 1913 г. писал, что вопрос об имени Божием требует мудрого обсуждения всего священноначалия Церкви (ср. «Материалы к спору о почитан. имени Божия.  М. 1912. стр.8). Но этого не было сделано. Зато, командированный на Афон, он с гордостью и высокомерием, с католическим акцентом приступил к принуждению монахов подписаться под синодальной Грамотой, а затем,  к «искоренению   имяславия» со св. Горы, избивая несогласных…

Известный, опытный миссионер, редактор газеты «Колокол» писал: «Для признания ереси требуется суд собора, а для отлучения от Церкви или лишения заблудших участия в благодатных таинствах Церкви требуется по Евангелию и канонам – предварительное увещание и всестороннее исследование содержимого заблудшими мудрования и затем открытое обличение пред всей Церковью, совершаемое обычно на публичных миссионерских беседах» («В поисках правды». Петрогр. 1916. С. 7).

А вот мнение заслуженного ординарного профессора Московской. Духовной  Академии М.Д. Муретова: «Дело, конечно, совсем не так просто, как взглянул на него рецензент книги о. Илариона. Корнями своими вопрос об Иисусовой молитве и имени Спасителя уходит  к исконной и доселе нерешённой, точнее – неоконченной, борьбе противоположностей идеализма, или, что то же, реализма и мистицизма с одной стороны, - и номинализма, - он же и рационализм и материализм, - с другой.

Простецы из истых подвижников и не мудрствующих лукаво или опростившиеся богословы, - как Игнатий Брянчанинов, еп. Феофан, отец Иоанн, - непосредственным опытом и интуитивно постигли, как и ранее их многие отцы и подвижники постигали, - истину, до коей учёным книжникам и философам приходится добираться с большими трудностями и окольными путями схоластики и сложных процессов мышления.

Истое христианство и Церковь всегда стояли на почве идеализма в решении всех возникавших вопросов – вероучения и жизни. Напротив, псевдо-антихристианство и инославие всегда держались номинализма и рационализма.

Грани истории номинализма: софисты и т.д. до Ницше. Это в философии, - а в Церкви: распявшие Христа архиереи, евионеи, Арий и т.д. до Варлаама и графа Толстого.

Грани истории реализма: Сократ с Платоном… до Гегеля с его правою школою и Достоевского – в философии и художественной литературе, - а в Церкви: Евангелие, Ап. Павел и т.д., до Паламы и о. Иоанна (Кронштадтского).

Идеализм и реализм лежат в основе учения о единосущии и троеличности Божества, о богочеловечестве Спасителя, о Церкви, таинствах, особенно Евхаристии, иконопочитании и т.д.

И я лично весь на этой стороне. Рецензент «Русского Инока» и апологет о. Илариона говорят не одно и то же, а совсем противоположное. И апологет далеко не невежественен и неразвит формально, - напротив, полное невежество и непонимание дела на стороне рецензента.

Нам известны, конечно, продолжительные и ожесточённые споры средневековья между номиналистами и реалистами, когда делались и попытки к их примирению, - но неудачные, ибо они стояли на совершенно предмету чуждой почве схоластики и рационализма.

В Церкви Восточной споры Варлаамитов и Паламитов также не решили вопроса научно и догматически, а только канонически, на поместных соборах. Но тут нужен не канон, а догмат, коего пока нет».(стр. 25).

«Царь Колокол», № 6. 1990. стр.23, отмечает: «Так, без всякого соборного богословского рассмотрения вопроса было принято это антиканоничное решение, (по отношению к «имяславцам») порождённое вмешательством в церковную жизнь светских властей, с одной стороны,  и неприязнью и соперничеством греков по отношению к русским – с другой. Не будем, однако, забывать, что и это лишь внешние причины. Суть находится гораздо глубже».

В.Ф. Эрн: «Послание Синода, вместо положительного богословского исследования вопроса, преподносит нам полемическую философию, которая в отличие от истинной философии, убоявшись свободного обсуждения, при своём опубликовании оградила себя не крестным знамением, а негласным замкнутием уст всем своим возможным оппонентам, и была молчаливо поддержана индифферентным «сплочённым большинством» русских образованных людей» (стр. 17).

Г. Троицкий, (синодальный докладчик) «повествования о чудесах святых, записанные  Симеоном Метафрастом из древнейших первоисточников и принятые за истину нашей Церковью, записанные св. Димитрием Ростовским, именует «апокрифами» и «легендами», как видно, г. Троицкий страдает общим недугом нынешних интеллигентов – неверием в то,  во что несомненно веровали наши предки и все наши Святые. В то время, как мы, имяславцы, ищем основания для нашей веры в словах Святых Отцов, что видно из всех наших сочинений, и  опираемся на авторитет благодатных мужей, подобных о. Иоанну Кронштадтскому, г. Троицкий ищет обоснования своей вере во Имя Божие в мудрствованиях западных совремённых учёных. Этим авторитетом для г. Троицкого в догматическом споре за Божество Имени Божия является немецкий учёный Макс Мюллер (философ), словами которого он руководится.

Развивая мысли Макса Мюллера г. Троицкий выводит следующее учение о имени Божием.

1. «Имена (вообще) сами по себе нисколько не связаны с предметами.
2.  «Имя есть лишь условный знак, символ предмета, созданный самим человеком. Имена есть такой же продукт творчества человека, как дома, картины и, вообще, все произведения культуры».
3. «Считать Бога Виновником имён нельзя… Бог никогда не произносил никакого имени, а если в Св. Писании говорится о словах Божиих, то это лишь антропоморфический образ выражения, подобно тому, как в Св. Писании говорится о руках, глазах, гневе, ярости Божией». (Слышите, православные, что г. Троицкий отрицает даже наличность у Слова Божия Глагола Его. Действительно, остаётся только поблагодарить Троицкого, за то, что он так ярко обнаружил своё совершенное неправославие).
4.  «Итак, всякое имя не есть действие Божие, а есть действие, есть энергия человеческая. Имена Божии не могут служить исключением отсюда уже потому, что все Имена Божии суть гомонимы». (Итак, Троицкий отрицает то, что некогда сам утверждал, что имя Божие есть Божественное Откровение и в этом смысле Божество).
5. «Если все имена Божии не суть ни действие, ни духовное существо, и не вечны, а есть лишь действие человеческое, есть довольно позднее произведение человеческого творчества, то тем более нужно сказать это об имени Иисус. Это имя создано людьми и сначала лишь имело значение простого человеческого имени. К Сыну же Божию оно стало относиться лишь по Его воплощении. Даже в отношении к воплощенному Сыну Божию имя Иисус нуждается в восполнении именем Христос»

«Таково то учение, которое г. Троицкий заимствовав у западных мудрецов, выдаёт за учение Церкви о происхождении и о существе имён Божиих, выясненное якобы – «корифеями православного Богословия Василием Великим, Григорием Богословом, Григорием Нисским и Иоанном Златоустом в их борьбе с арианином Евномием, учившем, что имя Божие есть действие Божие, и в 8-9 веках Иоанном Дамаскиным, Феодором Студитом и утверждёно Церковью на седьмом Вселенском соборе» (Правосл.Церк. о почитан.  имени Божия, Изд. «Исповедник». 1914. С.178-181: «Разбор книжки г.Троицкого: Учение Афонских Имябожников и его разбор»).

“Спор за Божество Имени Господня в России впервые произошёл между приснопамятным отцом Иоанном Кронштадтским и епископом Феофаном затворником Вышенским. Это было в 7О-х годах вслед за первыми изданиями отцом Иоанном своих сочинений, в коих он Имя Божие назвал Богом. Епископ Феофан возстал против этого, недопуская почитать Имя Божие за Бога. Однако вскоре отступил от спора”, (Имяславие, Спб, 1914 г. стр. 76).

Впоследствии, в начале ХХ-го века возстание против Божества Имени Божия продолжил член Синода “адепт масонской ложи “Лафайет Астория” архиепископ Антоний (Храповицкий), который “практически возглавил самую крупную архиерейскую группировку, которая методично вела борьбу против немногочисленного духовенства, исповедающего богоустановленность Самодерживия.

Проповедуя необходимость “возстановления” патриаршества, владыка Антоний мечтал об узурпации всех священных прав Богопомазанника для себя как для будущего патриарха”

“Несмотря на то, что будущие царские изменники (революционеры-февралисты), переучившиеся карьеристы - архиепископы Антоний (Храповицкий), Сергий (Страгородский), одержимые страстью властолюбия, претендовали на столичные кафедры, Господь, видя их лицемерное “верноподданничество”, дал Царю опору в Москве в лице святого Старца - Митрополита Макария (Парвицкий, по семинарскому прозвищу-Невский), единственного из владык того времени, не имевшего высшего духовного образования.

За владыкою Макарием были полувековой миссионерский подвиг и продолжительный монашеский, святительский и старческий опыт, разумеется, во сто крат превышающие всякие академические степени.

Будучи истинным христианином, Государь Николай Александрович понимал, что осуетившаяся и объязычевшаяся “образованная” Москва нуждается в окормлении Старца как пастыря высшей ступени опытности, прошедшего молитвенный искус, познавшего духовную брань, стяжавшего дар прозорливости и рассуждения и поэтому способного руководить паствой.

Особое потрясение в связи  с назначением на Москву Старца Макария (Невского) претерпел архиепископ Антоний (Храповицкий) - автор двух ересей (крестоборчество и имяборчество), мечтавший о патриаршем куколе.  

У владыки Макария появились новые заботы по причине того, что всякий архиерей, занимая столичную кафедру, обязан был занять свое место в Синоде.

Митрополит Московский  Макарий вместе с Митрополитом Санкт-Петербургским  Питиримом (Окновым), также врагом всякого либерализма и поборником церковного учения о священных правах в Церкви Богопомазанника, удостоились от синодалов отношения, мало поддающегося описанию. На заседаниях Синода их обоих погружали в атмосферу недоброжелательства и интриг, нескрываемой неприязни и революционного угара, исключавшую возможность нормальной работы, приводившую Синод к недоразумениям и конфликтам.

Митрополит Макарий заслуживал иного отношения к себе уже хотя бы потому, что был вдвое старше этих господ, возмнивших себя “Генерал-Губернаторами в рясах”.

О том, что Святитель Макарий за свои твёрдые убеждения систематически

подвергался травле и насмешкам со стороны членов Синода, свидетельствует даже один из них - протопресвитер армии и флота отец Георгий Шавельский в своих “Воспоминаниях”: «В Синоде Митрополит Макарий всегда молчал и безропотно принимал все решения. В его присутствии Синод проваливал одно за другим все его представления, а он не находил ни одного слова, чтобы защитить самого себя”, (4,146).

Благостнейший Митрополит Московский, обезсмертивший своё имя подвигами (миссионерскими) на Алтае, человек выдающегося ума и величайших достоинств, - вспоминает Товарищ Обер-Прокурора Святейшего Синода князь Н.Д. Жевахов, - чувствовал себя чужим в Синоде, и, хотя общая молва и называла его святым, в чём действительно не было преувеличений, однако же именно эта святость его и отталкивала от него его собратьев по Синоду... С мнением Митрополита Московского Синод вовсе не считался...”, (3,190 -191).

Взаимное почитание друг друга двумя великими праведниками Земли Русской - преподобным Иоанном Кронштадтским и Святителем Макарием, Московским - весьма дополняет духовный облик обоих Старцев.

Однажды Митрополит Макарий написал отцу Иоанну письмо с просьбой назначить время, когда он может его принять.

При встрече друг с другом Митрополит Макарий просил благословения у отца Иоанна. Отец же Иоанн просил благословения у Митрополита Макария. Тогда Владыко стал перед Батюшкой на колени. Но отец Иоанн тотчас  опустился на колени перед ним. Кончилось тем, что оба праведника обняли друг друга и отец Иоанн исполнил просьбу Митрополита и благословил его, а Святитель Макарий, исполняя просьбу благословил отца Иоанна.

Уже позднее преподобный Иоанн Кронштадтский был, согласно воле Государя, назначен на должность постоянного члена Святейшего Синода, что вызвало такую же бурю негодования среди синодалов, как и в случае с назначением туда Святителя Макария и Питирима.

Впрочем, по причине тяжёлой болезни в последние годы жизни отец Иоанн Кронштадтский так ни разу и не посетил заседания Синода, что позволило ему не стать (наряду с названными Владыками) третьей мишенью для “любителей топтать” горячую любовь к Помазаннику Божию.

Мало кому известно о том, что архиепископ Антоний (Храповицкий), требовавший запрещения публикаций некоторых “неправославных” сочинений отца Иоанна, позднее заявлял, что не допустил бы никакого участия Кронштадтского пастыря в делах Синода за его “сомнительное учение”! Это учение об Имени Божием преподобного Иоанна Кронштадтского после его кончины пришлось отстаивать Митрополиту Макарию Московскому как учение истинно церковное” (курсив издат.).

Так в чём же, по мнению архиепископа Антония (Храповицкого), погрешал против Истины отец Иоанн? Оказывается, якобы, в том, что учил о благодатности и предвечности Имени Спасителя:

“Имя Божие - есть Сам Бог. Имя Его есть Он Сам - единый Бог в Трёх Лицах, простое существо, в едином слове изображаемое и в то же время не заключаемое им и ничем сущим “ - читаем в его книге “Мысли христианина”.

Большинство епископата, занедуговав в то время  либерализмом, напротив, использовали идею патриаршества в качестве знамени для антимонархической свистопляски.

А Митрополиты Макарий Московский, Питирим Санкт-Петербургский, Флавиан Киевский и другие подвижники благочестия после кончины преподобного Иоанна Кронштадтского продолжали ограждать Царский Престол от властолюбивых “наемников”, (Иоан.10,12), откровенно высказываясь против такого “патриаршества”. Восстанавливать можно только то, что было утрачено, то есть в данном случае патриаршество симфоническое - первого епископа при Царе, каковое по византийской традиции, и имела Российская Церковь в семнадцатом веке.

Будущий нарушитель архиерейской присяги - архиепископ Антоний (Храповицкий) упорно искал компромат на преподобного Иоанна Кронштадтского Всероссийского Чудотворца, желательно какую-нибудь “ересь”, дабы подорвав его высокий авторитет, начать расправу с его многочисленными чадами и единомышленниками - своими идеологическими врагами. Такая возможность ему предоставилась в 1912 году.

Ставленник владыки Антония на Афоне, иеромонах Алексей Киреевский, известный нигилист, по его же заданию состряпал клевету на ту часть братии, которая придерживалась симфонической (монархической) идеологии. Он сообщил в Синод владыке Антонию, что большинство монахов Афонского монастыря (ссылаясь на Кронштадтского пастыря) якобы обожествляют буквы и звуки Имени Божия, почитая имя отдельно от Бога. Их стали дразнить - “имябожники”.

Прозорливый Кронштадтский Пастырь, ведая о грядущем разорении монашества на Афоне, древнего училища умно-сердечного делания Иисусовой молитвы, заранее предупредил своих духовных чад, отправляющихся туда подвизаться, сказав одному из них: ”Будешь подвизаться за Имя Божие, вот тебе в руководство...”, и благословил его книгой ”Мысли христианина”.

Сами же афонские монахи, православно исповедающие святость и предвечность Имени Божия, себя называли имяславцами, а своих клеветников - имяборцами. Имяборческая ересь, впрочем, как и антимонархическая, являются разновидностями одной ереси - иконоборческой. И не случайно в рядах имяборцев оказались будущие революционеры, а чтущие святость Имени Божия остались верны и Богу и Царю.

Промыслительно посетивший Афон в 1912 году, знаменитый проповедник владыка Трифон (Туркестанов), викарий Московский стал свидетелем первых притеснений имяславцев, ставших жертвой клеветнической кампании врагов Царского Престола. (курсив издат.). Проведя элементарное разбирательство, при котором открылась злонамеренная клевета на исихазм, Владыка Трифон распорядился убрать иеромонаха Алексея (Киреевского) с Афона. И это был не первый и не последний случай, когда преосвященному Трифону суждено было защищать учение православной Церкви о почитании Имени Иисусова.

В начале 1913 года другой имяборец - игумен Иероним добавил несколько клеветнических обвинений в адрес большинства афонских монахов, дескать, те отождествляют Имя Божие и существо Божие. За это он был смещён с должности (по традиции афонской обители подавляющим большинством голосов) и на соборе старцев обвинён игуменом Давидом в ереси.  Заняв исповедническую позицию по отношению немногим хулителям Имени Божия, братия, подписав вероисповедный акт, обратилась письменно в Святейший Синод за поддержкой.

Тайно от Митрополита Макария Московского - старейшего члена Синода архиепископ Антоний предложил своим единомышленникам  синодалам заслушать три “доклада” об Имени Божием. Авторами этих трёх полемических статей были:  сам владыка Антоний (Храповицкий) вместе с другим иерархом, также известным своим страстным вмешательством в политические дела, - архиепископом Никоном (Рождественским), да профессор С.Троицкий - преподаватель провинциального училища, решительно ничем не известный. В итоге: частные и случайные мнения трёх христиан были положены в основу Послания об Имени Божием, выдаваемого не только за мнение всех членов Синода, но и за голос всей Российской Церкви. Само это Послание от имени Синода, но без ведома первенствующих его членов было адресовано “всечестным братиям в иночестве подвизающимся” и опубликовано в “Церковных Ведомостях”в мае 1913 года. Оно запрещало касаться  этой темы всем лицам и изданиям, подведомственным Синоду. Этот запрет объясняется внутренней богословской несостоятельностью самого этого документа.

Все три докладчика так и не смогли объедениться в одной теории, противореча друг другу в самых основных и ответственных пунктах. Например, в Послании говорится: ”Имя Божие не есть энергия Божия”, (стр. 285), а  в докладе Троицкого: “Имя Божие есть энергия Божия”,(стр. 906), в Послании утверждается: “Имя Божие не может быть называемо Божеством” (стр. 285), а у Троицкого: «к Имени Божию приложимо наименование «Божество», (стр. 907), и так далее...

Не проходивший сам даже молитвенного искуса под руководством опытного старца, составитель Послания архиепископ Антоний решительно отрицал, “чтобы и вне нашего сознания Имя Божие было тожественно с Богом, было Божеством”, и тем самым проповедовал идеалистический магизм вместо молитвы, так как самопредставление несуществующего вовсе не есть молитва, а есть психологический субъективизм, порождающий прелесть самоспасения.

Последовательный защитник имяславия как церковного учения Митрополит Вениамин (Федченков) позднее вспоминал: ”Митрополит Антоний (Храповицкий) как главный противник этого учения известен был не только резкостью и легкомыслием (его доклад в Синоде был недопустимым, невозможным, бранчливым), но и склонностью допускать в своих воззрениях и объяснениях человеческую мысль, так называемую “нравственно-психологическую” концепцию. И нередко он переходил религиозные границы, увлекаемый оригинальностью своих домыслов. Таков он был в отношении вообще догматов; в особенности же - в ложном человеческом истолковании искупления” (так называемая крестоборческая ересь, отрицающая необходимость смерти для искупления человечества).

Само учение имяборцев о непредвечности и безблагодатности Имени Господня практически было направлено против делателей Иисусовой молитвы, особенно против монашествующих.

Как это ни странно, но содержание “синодального” Послания об “Афонской смуте” от 18 мая 1913 года стало известно члену Синода Митрополиту Макарию только благодаря церковной периодике.

После опубликования Послания владыка Антоний (Храповицкий) решил поступить с настроенным исповеднически афонским монашеством как с бунтовщиками. Этим открывается самая позорная страница в борьбе архиерействующих революционеров против исповедников-имяславцев сторонников аскетической церковной традиции и верных слуг Государя.

Один из авторов Послания, архиепископ Никон (Рождественский), срочно отправился на Афон для усмирения “мятежников”, почему-то опять “забыв”получить полномочия у Митрополита Макария действовать от имени Синода. Без всякого разрешения Государя использовать войска он 5 июня1913 года прибыл на Греческий Афон с двумя ротами солдат. Угрожая расправой, владыка Никон принуждал монахов подписаться под Посланием.

К примеру, описывая своё впечатление от этого Послания, митрополит Вениамин (Федченков) свидетельствует: “ощутил такой острый духовный удар, будто от меня потребовали отречения от православия!

После отказа православных иноков поставить подписи под документом неправославного содержания архиепископ Никон организовал их кровавое избиение в самом буквальном смысле этого слова. Во время всенощной на монахов Пантелеимонова монастыря (по его приказу) были брошены подпоенные солдаты. В ход пошли приклады и штыки. Мощной струёй воды монахов сшибали с ног , а затем избитых и окровавленных насильно погружали на корабль, в трюм. Всего со Святой Горы было насильно вывезено”шестьсот семьдесят иноков. По прибытии в Одессу они  без какого-либо церковного или мирского суда оформлялись в тюрьмы и в ссылку на каторгу. В считанные дни после этих событий ещё более тысячи имяславцев-исповедников вынуждены были оставить Святую Гору Афон.

Позднее выяснилось, что ещё на пути к Афону архиепископ Никон приказал всем матросам  на корабле вычеркнуть из личных молитвословов Имя Спасителя - Иисус, а затем по очереди топтать сапогами это Имя Господа, начертанное мелом на палубе. Отказывающиеся сделать это подвергались дисциплинарным наказаниям.

После того как Государю Николаю Александровичу  было доложено о беспрецедентном самочинии архиерея и были предъявлены для наглядности испорченные молитвословы, Царь решил пресечь развитие событий, протекавших в антиканоничном русле. Отношение Царской Семьи к “Афонскому погрому” легко выясняется из переписки Августейших Супругов за 1915 год: ”Никон, этот злодей с Афона” (8 сент.), “у него на душе грех Афона”(9 сент.).

По причине того, что Синод вовсе не имел канонического права принимать решения богословско-догматического характера, Государь Николай Второй (как верховный в Церкви покровитель правоверия и благочестия) распорядился произвести на Церковном суде богословскую экспертизу и принять соборное решение, которое только и может стать основанием для законного решения Синода.

Церковный суд при Московской Синодальной Конторе возглавил (по поручению Царя) старейший член Синода Высокопреосвященнейший Макарий, Московский Митрополит.

Уже на первой стадии спора об Имени Божием на сторону афонских исихастов (представителей аскетически - богословской традиции  в монашестве) стали некоторые высокопросвещённые российские богословы, Имя одного из них, экстраординарного профессора богословия Московской Духовной Академии Н.Д. Муретов, пользуется заслуженной и почётной известностью. В письме владыке Феодору (Поздеевскому), ректору МДА, он писал: “Вопрос, поднятый афонитами, я считаю весьма своевременным для всеобщего обсуждения. Он может дать повод к перенесению спора об Имени Иисус в общедогматические области...(6, 25-26). Глумились над защитниками Имени Иисус и молитвы Иисусовой, конечно, по недомыслию, а вернее - по отсутствию истинно-христианского чувства, которое всегда может указывать истинным христианам верный путь во всех соблазнах и недоумениях... Наша мысль есть движение ума, наше слово есть духовно-телесное движение. Поэтому произносящий молитву Иисусову реально соприкасается с Самим Богом Иисусом, - как Фома, осязает его духовно” (6,28).

Ещё до официально назначенного Церковного суда при Московской Синодальной Конторе рассмотрения “Исповедания” имяславцев (от 18 марта 1914 года) состоялось на Архиерейском Соборе Киевской епархии, проходившем под председательством Высокопреосвященнейшего Флавиана, Митрополита Киевского, где и было признано вполне православным.

В работе Церковного суда при Московской Синодальной Конторе принимали участие лучшие представители Московской богословской школы: Владыка Феодор (Поздеевский), ректор МДА, профессор М.Д. Муретов, архимандрит Арсений (Стадницкий) и другие ревнители торжества Истины.

В газете “Гроза” (от 31 мая 1914 года) эти события описаны так:

Суд над афонскими монахами закончился тем, что прибывшие в Москву шесть имяславцев были спрошены Митрополитом Макарием об их веровании о Имени Божием и признаны исповедующими святость Имени Господня согласно учению Святых Отцов Вселенской Церкви”.    По поручению Святителя Макария (Невского), сразу после окончания суда Владыка Модест (Никитинн) отправился в Петербург к остальным афонским монахам, чтобы объявить им  о единогласном оправдательном решении Церковного суда в пользу имяславия и о том, “что трёх архиепископов, восставших против Имени Божия, нельзя отождествлять со святейшим Правительствующим Синодом!” Только по результатам богословской экспертизы Церковного суда появилась возможность принятия законного синодального решения. Посему вскоре и появился Указ Святейшего Синода от 24 мая 1914 года за № 4136, в котором констатировалось, что согласно решению Церковного суда исповедание имяславцев является абсолютно православным:

Московская Синодальная Контора нашла, что в “исповеданиях веры в Бога и во Имя Божие”, поступивших от названных иноков... содержатся данные к заключению, что в них нет основания к отступлению ради учения об Имени Божием от православной Церкви”.272

Совершенно очевидно, что если бы разбирательство по существу этого богословского вопроса состоялось на год раньше, то названным выше архиереям не удалось бы учинить погром в Афонских обителях. Так называемая “Афонская смута”, а точнее, избиение русских монахов, молящихся о Царе, была очередным этапом борьбы мирового масонства против влияния Русского Самодержца в этом регионе.

Ставленники нераскаянного имяборца архиепископа Антония (Храповицкого) на Афоне, действуя через находящихся в Солуни масонов (консула Гирсу и вице-консула Щербину), добились полного запрещения для подданных Русского Царя пребывать на Афоне. И до сего времени русским монахам не дозволяется подвизаться в русских же монастырях на Афоне без принятия греческого гражданства.

Несмотря на то, что Церковный суд признал исповедание имяславцев совершенно православным, что и отражёно в Указе Синода от 24 мая 1914 года, эти важнейшие факты умышленно замалчиваются до сих пор. Единственным объяснением тому, что эти важнейшие документы, восстанавливающие в Церкви мир, так и не были опубликованы в церковных изданиях, является тот факт, что вся церковная печать подчинялась в то время имяборцу архиепископу Никону (Рождественскому). Поэтому и сегодня есть люди, наивно думающие, что Послание от 18 мая 1913 года, сочинённое от имени Синода двумя владыками, и было последним словом русских иерархов.

Некоторые противники имяславия не успокоились и игнорировали все позднейшие законные решения Российской Церкви по этому вопросу, продолжая обвинять имяславцев в ереси и препятствовать их служению. По этой причине  Митрополит Макарий в августе 1914 года по согласованию с Обер-Прокурором Саблером разослал документ с разрешением служения оправданных афонцев и донёс ему об этом телеграммой.

Для того чтобы окончательно решить возникшую проблему, необходим догмат о природе Имени Божия, принятый Собором Церкви. Оправданные афонцы в Заявлении Митрополиту Макарию Московскому писали:   “С искреннею любовию припадая к стопам Вашего Высокопреосвященства, мы приносим глубочайшую благодарность за то, что Вы, Владыко святый, совместно с подведомственными Вам иерархами, сняли с нас несправедливо возведённое на нас тяжёлое обвинение в ереси... Относительно же Имени Божия и Имени Иисуса Христа мы, согласно учению Святых Отец, исповедали и исповедаем Божество и Божественную Силу Имени Господа, но сие учение не возводим на степень догмата, ибо оно соборне ещё не формулировано и догматизировано, но ожидаем, что на предстоящем Соборе будет формулировано и догматизировано...”

И действительно, не достаточно было снять клевету с молящихся иноков; нужен был догмат и соборное осуждение имяборчества как богохульной ереси.

Наконец-то этот вопрос был выдвинут на обсуждение Поместного Собора 1917 года, который поручил особой комиссии провести всю богословскую подготовительную работу. Эта Соборная комиссия в результате глубокого и тщательного исследования темы пришла к выводам и решениям, которые (после отчётного доклада) должны были быть утверждёны Собором. Но заслушивать и утверждать доклад по итогам деятельности комиссии было некому, так как делегаты Собора из-за обстрела Москвы большевиками в 1918 году попросту разбежались.

Надо заметить, что председательствовал в комиссии лучший (того времени) знаток богословия, получивший высокую учёную степень за труд о природе ветхозаветных Божественных имён, архиепископ Феофан Полтавский (Быстров), который никогда не скрывал своих имяславческих убеждений. Одна из последних его работ (подготовляемая к изданию) посвящёна богословскому обоснованию имяславия, как традиции исключительно святоотеческой.

По решению революционного “правительства” и признавших его архипастырей Митрополит Макарий Московский из-за своих твёрдых монархических убеждений (вместе с дюжиной иных достойнейших иерархов) вовсе не был допущен к участию в Поместном Соборе. Как только старец-митрополит прибыл на открытие Собора, так сразу его “развернули и отправили” с примененеием физической силы. С этой демократической акции, то есть с удаления святого, и началось сие мероприятие. Надо ли после этого удивляться тому, что история Церкви не знает ни одного настолько бесплодного Церковного Собора подобного этому!”

Настоящим сборником фактически переиздаются мало кому доступные, или совсем неизвестные брошюры об имени Божьем, издания «Религиозно - Философской Библиотеки», до и послереволюционного времени, которые, как дискутирующий философский материал, при переиздании не требуют прохождения Духовной Цензуры.

Огромное желание издателя: чтобы не разъединялись, а объединялись верующие Православной Церкви христиане, чтобы все члены Христовой Церкви веровали во имя Божие единообразно, по свято-отеческому, истинно-православному, и чтобы все вкупе, едиными устами и единым сердцем прославляли, а не хулили Святейшее имя Господне.

«Да прославится имя Господа нашего Иисуса Христа в вас, и вы в Нем, по благодати Бога нашего и Господа Иисуса Христа» (2 Фесс.1,12). Так молил об этом солунян св. ап. Павел, ревнитель славы имени Божия!

О чём и мы грешные молим милосердие Господа, да сподобит Он всещедрый всех нас этой великой радости и милости Своей, дождаться Соборного «прославления» имени Божьего, во славу Господа Бога и Святой Церкви, с чего и начнётся, как полагаем мы,  истинное духовное возрождение нашей Матушки-Руси.

Издатель.