Отсюда делается то общее заключение, что Имя Божие и Имя Иисусово, возвещающее об ипостасном бытии Божием, вместе с тем есть и софийное. Оно должно быть понятно не только тринитарно-теологически, но и социологически, теофанически, антропологически, космологически, в применении ко всем определениям бежественного и тварного бытия. Это соответствует и двойственному характеру имени, с одной  стороны,   как   ипостасного  субъекта,  молчаливого    подлежащего", и, с другой стороны, как софийного самооткровения бытийного сказуемого: Оно в себе под­разумевает: «Я-есмь, который есть»,  «Сущий», но так же и «в Начале (Божестве, Софии) было Слово (ипостасное ơ λόγος) и Слово было у Бога (Отца, τον Θεόν), и Слово было Богом (божественно, Θεός), и как божествен­ная сущность, природа, премудрость, слава, бытие в красоте, сущее имя. Имена Логос и Иисус по силе своей тожественны, как они само­тожественны и в ипостасной соотнесённости своей.

Эта тожественность значения Имени Иисусова может быть выражена и в терминах Халкидонского догмата об единой Богочеловеческой ипостаси и двух природах. Имя Иисусово, как нпостасное, едино: Сына Божия и Сына Человеческого, сшедшего с небес /Ин 3,13/, Небесного Первочеловека. Но оно свойственно двум естествам и в том смысле двойственно, принадлежа одновременно Его божеству и человечеству. Таким образом, оно едино-двойственно, в соответствии и всему Халкидонскому опре­делению. Но оно при том остаётся и едино, как и Сам Богочеловек.

В заключение надо ещё раз подтвердить, что "Имя Божие" есть не только слово, Божественное Слово, во всей глубине и неисчерпаемости его значения, но и божественная сила и сущность. "Имя Божие есть Бог" в смысле богоприсутствия энергии Божией. В этом существеннейшем значении оно должно быть понимаемо в молитве и в жизни. Оно начер­тано на всём мироздании и на всём человечестве, как и ангельском мире. Для  него не закрыты все миры и бездны их, небесных, земных и преисподних. Оно проницает все, ибо "вся тем быша" и без Него ничтоже бысть еже бысть". Оно есть именование, в себе несущее Имя Божие.   Ему же слава во веки веков.                                                       

Глава 2

Митрополит Вениамин (Федченков). 1954 г.

ИМЯСЛАВИЕã

(«Начала». Религиозно-философский журнал № 1-4,

Москва. 1998. с. 119 – 140).

Этот вопрос ныне уже многим стал неизвестен, другие забыли уже о нем, но иным он помнится еще. Во всяком случае — Богом он не может быть забыт: у Него — всему «вечная память». По одному этому необходимо помнить о данном вопросе тем, у которых это время (1911-1912 гг.) еще в памяти. Кроме того, нужно снять с па­мяти о. Иоанна [Кронштадского] это темное пятно, будто он при­надлежал к какой-нибудь ереси! Если бы это было на самом деле, то вся его святость становится под вопрос: никакой еретик не мо­жет претендовать не только на святость, но и на простую добрую память; всякий еретик подлежит анафеме, отлучению от Святой Церкви.

А как увидим, имя Батюшки о. Иоанна тесно связано с имяславием.

Вспомню о собственном ощущении, когда было осуждено уче­ние так называемых «имебожников». Это было летом (вероятно, 1913 г.). Я проживал на родине. Мне пришлось прочитать в «Церковных Ведомостях» об этом осуждении. И не разбираясь еще в данном вопросе с богословской точки зрения, я, однако, ощутил такой острый духовный удар, будто от меня потребовали отрече­ния от православия. И с той поры доныне (1954 г.), вот уже 40 лет, я не могу успокоиться окончательно. 4 года тому назад, когда я был близок к смерти, я даже сделал «завещание» по этому поводу, желая снять (с себя, по крайней мере) возможное обвинение, будто и я как-то повинен в этом осуждении, хотя бы одним самим молча­ливым согласием с ним.

Допустим, однако, что я не настолько сведущ в православии, чтобы иметь свое суждение по этому вопросу.

Но тут выступает такой знаток святоотеческого православия как Архиепископ Феофан (Быстров), бывший ректором Петербург­ской Духовной Академии. И он как раз написал магистерскую дис­сертацию об Имени Божием, под заглавием «Тетраграмма», иначе: «об Ягве» (такое чтение еврейского слова стало в новое время предпочитаться прежнему: «Иегова»). Это имя переводится у [пропуск в тексте] словом «Господа»; но точнее бы нужно перево­дить его: «Сущий», по-славянски — «Сый». И казалось бы, что епископа (тогда он еще был им) Феофана следовало запросить по этому вопросу, как специалиста и богослова (он знал 11 языков). Но этого Синод не соизволил.

И вот он однажды высказывался по поводу этого спора об «имебожии» так (привожу, ручаясь за подлинность). Его спраши­вали специально об этой книге «На горах Кавказа»: можно ли ее читать? Он ответил: «Книга интересна и назидательна!». А потом, когда уже запретили эту книгу, тоже спросили: как смотреть на нее? Тут-то он и сказал: «Они — не богословы: не сумели формули­ровать. Бог — везде; и, конечно, находится и в Своем Имени». Тут он и осудил всех стоящих против этой книги. В другой раз читая Дневник о. Иоанна, он дошел до его слов, что «имя Бог есть Бог». Он позвал архимандрита Р. (академиста) и в восхищении сказал:«Вот что сказал Батюшка о. Иоанн». И в этот раз он и добавил: «Его творения мало того, чтобы только читать; их нужно изучать, как и творения Св. Отцов».

И уже нечего говорить: никогда не обвинял о. Иоанна в ереси; наоборот, чтил его еще больше.

И народ, и богословы читали его Дневник, нимало не смущаясь «имябожническими» (как увидим) выражениями.

Афон, — где разгоралась эта борьба, — почитал о. Иоанна, считал эту формулу православной.

Когда же «имебожие» было осуждено, пришлось по необходи­мости считаться с творениями и о. Иоанна, у которого не раз употреблялось выражение: «имя Бог есть Бог».

И тогда г.Троицкому2 дана была задача написать по этому поводу особую статью. Он был поставлен в затруднение; всеми почитаемого о. Иоанна «оправдывать» от обвинения в ереси?! И хорошо помню одно соображение рецензента — такое: лишь Церковь — непогрешима; а всякий человек, хотя бы и святой отец, может по­грешать! — Но потом Т-й старается объяснять смысл формулы о. Иоанна в «имяславском» смысле.

Однако у читателя и почитателя творений о. Иоанна при таком толковании оставалось тяжелое впечатление: Батюшка в чем-то неправ! А между тем, такое выражение и, вообще, такие мысли встречаются у о. Иоанна много раз. Следовательно, они явились не случайно, не мимоходом, — и тем более не легкомысленно, — это не оговорка, а были плодом и религиозного ощущения, и богослов­ской некоей мысли, в чем он сам не видел вины.

Вспоминается и мнение об этом у миссионера в Латвии, кото­рый совершенно открыто не соглашался с подобным «оправдани­ем» о. Иоанна. Наоборот, он отстаивал и защищал его формулу «Имя Бог есть Бог», говоря, что у него высказывается более глубо­кая идея, чем простое преувеличение, или чем боголюбивое почи­тание.

Наконец, упомяну об одном печальном факте. Известный м. Ан­тоний (Храповицкий), бывший самым ярым противником афон­ских «имебожников», оказалось, сам не читал нашумевшей книги, в коей высказывалось это выражение об имени Бог, "На горах Кавказа», и с коей, собственно, и началось противное течение. Однажды, когда м. Антоний был уже митрополитом Киевским, с ним на обеде начала разговор Елизавета Фёдоровна (Велик.  Княгиня): почему он так сильно восстал против этой книги? А она была издана на её средства и после одобрения сведущими лицами. Митрополит Антоний, к великому удивлению и тяжкому смущению Елизаветы Фёдоровны, ответил ей, что он сам-то не читал этой книги, а ему докладывал миссионер!

Этот факт дошёл до меня, как подлинно рассказанный самой Е.Ф.! И я не имею никаких оснований сомневаться в нем. Лицо, коему она передавала этот недопустимый факт, живо ещё и доселе, и оно ручается за достоверность передачи!

Наконец, нужно передать истории на память и другой факт. Кавказские старцы, указывая причины тяжёлого будущего России, говорили, что одной из них является ложное отношение к Имени Божьему.

А если ещё есть снисхождение выслушивать мои наблюдения, то расскажу следующий случай. Я был в известной Оптиной пустыне. И туда был выслан с Афона инок – «имебожник». С ним вступил в спор заведующий «Чёрной гостиницы» - оптинец, противник имебожества. Афонец же не мог устоять против оптинца. Казалось, победа осталась за оптинцем... Замолчали... Я не вступал в спор. Прошла, может быть, одна минута. Вдруг оптинец громко говорит:

«А все-таки имя Бог — есть Бог!».

Я был поражен таким оборотом. И подумал про себя: значит, какая-то правда в такой формуле есть, если победитель в споре сам потом пошел против собственного рассуждения. Ум говорил в нем одно, а сердце — совсем иное. Я тогда не спрашивал его: что с ним случилось? С тех пор прошло больше 40 лет, а необычайная карти­на эта помнится мне наяву доселе.

Вспоминается мне и сообщение об отце Архимандрита Пантелеимоновского афонского монастыря Мисаила (с которым я потом переписывался по другому поводу). Он сначала был за «имебожие», а потом уже переменился. Но достойно внимания: почему-то он сначала был на иной позиции. Значит, какую-то правду он чув­ствовал в первом своем отношении. Об этом следует задуматься!

Характерно, что в Оптиной пустыни (я сам это видел там!) мо­нахи размножили по келиям небольшие листки с молитвой Иисусо­вой: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешно­го!». В этом можно было усматривать сокровенную оппозицию «гонению на имя Божие»; но никто не посмел осуждать их за мо­литву Иисусову. Было нечто подобное и в других монастырях: игумения некоего женского монастыря (аристократка, богословски начитанная) объявила инокиням решение Св. Синода к исполне­нию его. «И что же монахини?» — спрашивает ее знакомая мирян­ка. Та спокойно отвечает: «Попрятали книгу («На горах Кавказа») в сундучки!».

Но вот выдающийся случай. В болгарском монастыре на Афоне, в Зографе, жил в то время (1912 г.) престарелый (ему было 120 лет!) слепой старец Амвросий. Его там даже называли «Последний свя­той нашего времени». Когда был разгром на Афоне (противников выгоняли водяной кишкой), несколько монахов бросились к нему за советами, спросить его: как быть? А он лежал, почти предсмерт­ный и слепой, на постели. Не успели они спросить его, как он (был прозорливый!) им говорит: «Что вы ко мне пришли? Чего хотите от меня? Вы видите: я — слепой, мне уже 120 лет! Разве вы не знаете слов ап.Павла: «Хочу лучше пять слов сказать умом моим, нежели тьму слов на незнакомом языке» (1 Кор. 14,19). Он, видимо, разумел молитву Иисусову. А монашествующие, видя, что он уже прозрел их мысли, в страхе говорят ему: «Страшное время!» — «Да, страш­ное время идет! — отвечает старец. — Был потоп водный; будет потоп духовный! Протестантизм зальет весь мир!» — «Как же тог­да спасаться? — спрашивают они. — «Как спасаться? — переспрашивает старец. — Приходит время, когда Господь не будет спра­шивать ни о посте, ни о длинных молитвах, ни о подвигах; а толь­ко, чтобы сохранили православие!» — «А как же это?» — «Православие сохранить — нужно сохранить веру в силу Креста и в силу имени Христова!».

Это мне передавало лицо, читавшее брошюру о данной беседе.

Наконец, еще расскажу о моем разговоре в вагоне с тем самым сотрудником по борьбе с «имебожниками» Тр-м, о котором я упо­минал уже выше. Шел у нас с ним разговор об имеславии и имебожии. Между прочим, он спрашивает меня: «Почему это вы (он ра­зумел не меня одного, конечно!) так интересуетесь этим вопросом? Я — не пойму!» — «Вот это-то и удивительно, что вы, один из са­мых активных борцов в этом деле, а не задумались над тем: почему многие горячо заинтересованы в нем?! Всякому известно, что в корне различных споров лежит прежде всего какая-нибудь психо­логия! И ее непременно нужно уяснить прежде всего. А тогда по­нятнее будет и та философия, которая оттуда взяла корни свои!» — Такой разговор произвел на меня безотрадное впечатление! Борет­ся против Имени Божия; а сам (нужно думать) молитвы Иисусовой не творил!

Совсем иное дело мы наблюдаем в о. Иоанне: он творил,   как мы видели, — «непрестанную молитву» к Богу. И поэтому его фор­мулы были связаны — и даже вызваны — с этим молитвенным на­строением. Недаром один из афонских старцев назвал его в письме ко мне «нашим любимцем». И конечно, доселе у читателей Дневни­ка и мысли не было и нет о том, чтобы изъять оттуда выражения об имени Божием! Мало кто помнит печальную историю об «имебожническом» споре, но «Мою жизнь во Христе» читают и очень многие миряне; и будут читать!

И их не смущают изречения Батюшки, что «имя Божие есть Бог»! Наоборот, радует, укрепляет в вере, помогает в молитве! Пусть даже оно недостаточно точно выражено богословски; но важнее — положительное содержание, которым выражается рели­гиозное его переживание. Это и нужно понять!

Теперь я перейду к выдержкам из Дневника слов и текстов са­мого о. Иоанна, как они изречены им, и дам в том порядке,  в котором они изложены у него. А выводы сделаем после,   чтобы читатель сам послушал Батюшку, уловил его дух. Только иногда я буду иные выражения подчеркивать.

— «Непостижимо, как Сам Христос со знамением крестным да­ет ему чудесную силу прогонять страсти, демонов и успокаивать возмущенную душу. Точно так же непостижимо, как дух Господа нашего Иисуса Христа соединяется с хлебом и вином, претворяет их в плоть и кровь, и явно очищает нашу душу от грехов, внося в нее небесный мир и спокойствие; делает ее благою, кроткою, сми­ренною, полною сердечной веры и упования. Это объясняется от­части тем, что везде — Всемогущий дух Господа нашего Иисуса Христа, и — везде Он может даже «не сущая нарицати, яко сущая» (Рим 4, 17); тем более — из сущего делать другое сущее».

— «А чтобы маловерное сердце не помыслило, что крест или имя Христово чудесно действуют сами по себе, а не Христом. — эти же крест и имя Христово не производят чуда, когда я не увижу сер­дечными очами, или верою Христа Господа и не поверю от сердца во все то, что Он совершил нашего ради спасения».

— «Бог есть такое духовное Существо, от Которого — все, и без Которого немыслимо ничто, в Котором — начало, продолжение, жизнь и сохранение всего; Который безконечно выше всякого вре­мени и пространства; Который не начинался никогда и не окон­чился; пред Которым все — как бы не существующее; Который — везде». «Одним словом: Бог есть "Сый"», т.е. как бы один Сущий, один — Который есть!

Эту мысль Батюшка часто повторяет в своем Дневнике; и она лежит у него в основе многих чувств и изречений, как увидим, в частности, — в основе молитвы, имеславия, воззрений.

— «Словом мир сотворен и стоит: «нося всяческая глаголом (словом) силы Своея» (Евр 1, 3)... «Словом, происходящим от ве­рующего и любящего сердца, мы можем творить чудеса жизни для души своей и для душ других: например, на молитве, при богослу­жении, в проповедях, при совершении таинств! Христианин! Доро­жи каждым словом; будь внимателен к каждому слову; будь довер­чив к слову Божию и слову святых человеков, как к слову жизни. Помни, что слово — начало жизни».

Если он требует этого внимания от других, то сам тем более должен был быть строг к самому себе; и особенно к выражениям о Боге, об имени Божием. Даже немыслимо, чтоб он был легкомыслен в этом случае!

— «Слово потому надо еще уважать крепко, что и во едином слове бывает вездесущий и все наполняющий единый и нераздель­ный Господь. Потому и говорится: «не приемли Имени Господа Бога твоего всуе» (Исх 20, 7), что в одном Имени — Сам Сый Гос­подь, простое Существо, Единица приснопокланяемая».

— «Слово есть выражение истины, самая истина, бытие, дело. Слово предшествует каждому существу, каждой вещи, как вина их бытия — прошедшего, настоящего или будущего... В нем — Слове — вина всех тварей настоящих, прошедших и грядущих». Необычайная мысль! И она часто повторяется Батюшкой.

— «Веруй твердо в осуществимость всякого слова, особенно произнесенного во время молитвы; памятуя, что Виновник слова есть Бог — Слово; что Сам Бог наш, в Троице поклоняемый, вы­ражается тремя словами, или именами: Отец, Слово и Святый Дух; что всякому слову соответствует бытие, или всякое слово может быть бытием и делом».

— «О всяком помысле греховном, — тем паче, — слове и деле греховном, надо сказать: это — диавол; а о всяком помысле святом и благом, равно как слове и деле, мы должны сказать: это — Бог. или: это от Бога». — «С крайним благоговением произноси имя Божие, памятуя, что Богом все приведено из небытия в бытие, и все существующее содержится в благобытии единственно по Его благости, всемогущею силою и премудростию Его. С крайним благоговением произноси имя Иисуса Христа, Сына Божия, «Им же вся быша» и все управляется; Который носит доселе все существующее сильным словом Своим... С благоговением произноси и имя Пречистой Ма­тери Господа Иисуса Христа, Приснодевы Марии, породившей нам Его во спасение наше. И вообще — святых апостолов, мучени­ков, преподобных, бессребренников и всех святых».

Мог ли о. Иоанн после этого быть неосторожным в слове?! Ни­как!— Когда «тяжело мне станет, мучительно, я встану да возведу сердечные очи к Троице и говорю: Отче, Сыне, Душе Всесвятый, помилуй мя! А Сам смотрю на Имя Отца и Сына и Святого Духа, как на самое существо Пресвятой Троицы, везде существенно при­сутствующей, даже — в слове едином. Смотришь: тотчас и легко сделается! И убежит враг от вседержавшего, приснопокланяемого Имени, как дым исчезнет... А чтобы не возгордиться мне по при­чине благостного внимания ко мне Пресвятой Троицы и пода­ваемого Ею мне спасения ...припомню, что некоторые христиане, «многие силы сотворившие именем» Божиим, услышат некогда от Господа слова: отыдите от Мене, не вем вас» (Мф 7, 23) за свою неевангельскую жизнь (Мф 23, 25). Пресвятая Троице! Сохрани меня от гордости и поучи меня смиренномудрию!».

— «Когда ты про себя в сердце говоришь или произносишь (вслух) имя Божие, Господа, или Пресвятой Троицы, или Господа Саваофа, или Господа Иисуса Христа, — то в этом имени ты имеешь все существо Господа: в нем (т.е. в имени — М.В) Его бла­гость безконечная, премудрость безпредельная, свет неприступный, всемогущество, неизменяемость. Со страхом Божиим, верою и любовию прикасайся мыслями и сердцем к этому всезиждущему, всесодержащему, всеуправляющему Имени! Вот почему строго запре­щает заповедь Божия употреблять имя Божие «всуе», потому т. е., что имя Его есть Он Сам — единый Бог в трех Лицах, простое Су­щество, в едином слове изображающееся и заключающееся, и в то же время — незаключаемое, т.е. не ограничиваемое им (словом) и ничем сущим».

— «Каждое слово Священного Писания, каждое слово Боже­ственной литургии, утрени и вечерни, каждое слово священно-таинственных молитв и молитвословий имеет в себе соответ­ствующую ему и в нем заключающуюся силу, подобно честного и животворящего креста. Такая благодать присуща каждому слову ради обитающего в Церкви Ипостасного, вочеловечившегося Бо­жия Слова, Которое есть Глава Церкви. Да и всякое истинное доб­рое слово имеет соответствующую ему силу ради всенаполняющего простого Божия Слова. С каким же вниманием и благоговением надо произносить каждое слово, с какою верою! Ибо Слово есть Сам Зиждитель Бог; и Словом от небытия в бытие все приведено».

— «Крест и крестное знамение есть сила Божия, потому (что) им присущ Господь, Владычица, Ангелы или святые: они так к нам всегда близки; и даже — ближе, чем эти образа. Истинно. Опыт подтверждает весьма часто».

— «О имя сладчайшее, имя святейшее, имя всемогущее, имя Гос­пода нашего Иисуса Христа! Победа моя, Господи, слава Тебе! Господи, мы — члены Твои, мы — едино тело; Ты — глава наш... Господи, да оказываем мы уважение и любовь друг другу, как Тебе Самому, как обоженным Тобою».

— «Когда запрещаешь диаволу именем Господа нашего Иисуса Христа, то это самое имя, сладчайшее для нас и грозное и горькое для бесов, само творит силы, как меч обоюдоострый. Равно, если просишь чего у Отца небесного или совершаешь что-либо от имени Господа нашего Иисуса Христа, то Отец небесный, от имени Свое­го возлюбленного Сына, все подаст тебе в Духе Святом, если ты творишь заповеди Его; а в таинствах, и вовсе не взирая на твое недостоинство. Где употребляется с верою имя Божие, там оно со­зидает силы: самое имя Божие есть сила».

Это место - весьма важно в данном вопросе!

— «Слово Божие есть Сам Бог» (т. 2. с. 346); здесь о. Иоанн под «словом» разумеет не Второе Лицо Св. Троицы, а Писание. «Слова, — говорит он в том же изречении, — живые бисеры». Это же вы­ражение буквально есть у св. Иоанна Златоуста; при этом нужно понимать его и в наименовании Сына Божия, и в применении к Св. Писанию... Но об этом будет речь дальше».

— «Когда молишься о чем-либо Господу», «тогда слова, выра­жающие твои прошения, твои нужды, имей за самые вещи». «И веруй, что ты имеешь уже верный залог в получении предмета тво­их прошений в самых словах, коими означается этот предмет. На­пример: ты просишь здоровья себе или кому-либо: слово «здоровье» — имей за самую вещь, за самое дело; веруй, что ты его уже имеешь по милости и всемогуществу Господа, ибо самое слово, название, во мгновение у Господа может быть делом, — и полу­чишь непременно просимое за свою непоколебимую веру. «Проси­те, и дастся вам» (Мф 7, 7). «Елика аще молящеся, просите, веруйте, яко приемлете, и будет вам» (Мр 11, 24).

— «Твердо положись сердцем на самые слова молитвы, с уве­ренностью, что в них и сокрыты сокровища Духа Святаго: истина, свет, животворящий огнь, прощение грехов, пространство, покой и радость сердца, живот и блаженство».

— «Великие имена: Пресвятая Троица, — или: Отец, Сын и Свя­той Дух, — или: Отец, Слово и Святой Дух, призванные с живою, сердечною верою и благоговением или воображенные в душе — суть Сам Бог: и низводят в нашу душу Самого Бога в Трех Лицах».

Здесь также говорится, что «имена» — «суть Сам Бог» (т. 2, 248).— «Слово в устах одних дух и жизнь; а в устах других — мерт­вая буква (например, во время молитвы и проповеди). «Глаголы, яже Аз глаголю вам, дух суть и живот суть» (Ин 6. 63). Таковы должны быть по-настоящему и наши слова, ибо мы — образы Бога Слова».

— «Те, которые прикасались к одежде Спасителя, исцелялись. — Почему употребляющие и ныне святую воду с верою — исцеляют­ся? — Крест, погруженный в воду с молитвою веры, есть как бы Сам Господь животворящий. Как одежды Спасителя проникнуты были Его жизнию, так вода, в которую погружается животворящий крест, сама проникается жизнью; оттого она и целительна».

— «Нет ничего ближе к нам Бога! Он — Бог сердец, самых сер­дец; и сердце, в свою очередь, всего к нам ближе, — это существо наше».

— «Следует радоваться тому, что мне приходится очень часто носить в уме, и сердце, и произносить устами имя Божие, имя Вла­дычицы Богородицы, св. Ангелов и св. Угодников Божиих... Ибо воспоминаемое искренно, от сердца, имя Божие освящает нас, оживляет, утешает... Хорошо иметь союз с Богом и небожителя­ми!».

— «По нашей телесности, Господь привязывает, так сказать, Свое присутствие и Себя Самого к вещественности», напр., в та­инствах. Привязывает Свое присутствие к храму, к образам, к кресту, крестному знамению, к имени Своему, состоящему из чле­нораздельных звуков... «Но придет время, когда тело и кровь Его, — равно и все другие знаки, — для нас не будут нужны; и мы будем «истее Его причащаться», именно «в невечернем дни Царствия Его» (Кан. Пасхи, 9 п.); а теперь — все через телесное и через обра­зы и знамения (ср.: Мф 26, 26-29).

— «Имя Божие есть Сам Бог». Потому говорится: «Не приемли имени Господа Бога твоего всуе» (Исх 20, 7; ср.: Втор. 5, 11). Или: «Защитит тя имя Бога Иаковля» (Пс 19, 2), или «Изведи душу мою исповедатися имени Твоему» (Пс 141,8). Как Господь есть препростое Существо, препростый Дух, то Он в одном слове, в одной мыс­ли — весь всецело, и — в то же время везде — во всей твари. Пото­му призови только имя Господне: ты призовешь Господа, Спасите­ля верующих, и спасешься. «Всяк, иже призовет имя Господне, спа­сется» (Дн 2, 21). «Призови Мя» — имя Мое — «в день скорби твоея, и изму тя, и прославиши Мя» (Пс 49, 15).

Здесь уже совершенно ясно, что не Слово Божие, Сын Божий, а имя Божие называется у о. Иоанна «Бог»!

— «Наречение имени на образе много значит для верующего. Это имя как бы вместо души служит ему. Призови от всей души имя святого, он услышит тебя и в образе явит чудодейственную силу свою. Имя Спасителя, с верою призываемое, делает чудеса: изгоняет бесов, погашает страсти, исцеляет болезни по благодати Господа, и святые, с верою призываемые по имени, делают также чудеса. И что удивительного? Все они — в Духе Божием: а Дух Бо­жий Животворящий — везде и все наполняет; и Духом Святым святые все делают чудеса, потому что един Дух Божий есть Дух чудес».

— «Я читаю Евангелие: тут не я говорю, а Сам Господь; Он. Он Сам в этих словах: Ведь Он — Дух, Премудрость, или бесконечная Ипостасная мысль; Он — то. Он — в этих чудных мыслях и словах Евангелия. Только слово — наше, человеческое, или лучше и слово — Его же: а мысль, сущность его (слова), истина — Сам Господь. Так же точно я вижу, например, образ Спасителя или Крест Его: опять тут — Он Сам — вездесущий мой Господь, в этом лике, или на этом кресте, как в слове Евангелия; образ Его на иконе или на кресте — только внешний вид, а сущность — Он Сам — везде и во всем и чрез все являющийся; особенно — через образы и знамения, на которых наречено достопоклоняемое имя Его или самый образ Его. Так Он — и в священническом крестном рукоблагословении является с силою Своею и как бы Сам благословляет. Очень важно священническое рукоблагословение. И обыкновенное крестное знамение наше имеет силу Божию: только делай его с верою. — Так везде Господа можно обрести и осязать».

— «Слово Бога — все равно, что Сам Бог. Потому несомненно веруй всякому слову Господа; слово Бога — дело... Потому и на молитве слова наши должны быть делом и истиною».

— «Научись подавлять свои страсти силой имени Господня и своей воли, (особенно) в то время, когда больше всего страдаешь порывом самолюбия, когда готов все и всех разить и ломать».

— «Для святых — все Бог; так что святые — истые боги». (Конечно, по благодати. — М. В.). «Аз», — Сам Бог, Коего слово — истина, — «рех: бози есте» (Пс 81, 6; ср.: Ин 10, 3-24).

— «Бывает во время молитвы, что сердце наше богопротивно стыдится пред людьми слов молитвы, или — Самого Господа Бога, вяло, не от сердца, произнося слова молитвы. Надо попрать этот богопротивный, человекоугодливый, диавольский стыд и страх, и произносить молитвы от души и громогласно, в просторе сердца, представляя пред собою единого Бога и всех считая как бы несу­ществующими».

— «Если ты что-либо из видимого за великое ставишь, кроме Господа Бога и Его единого Сущего, и единого Великого пренебре­гаешь, то ты — окаяннейший гордец. Вменяй все в ничто в сравне­нии с Господом, и к Ему единому прилепляйся!».

— «Да святится имя Твое!». Вот первое наше желание и первое прошение: чтобы святилось в нас и через нас имя Божие. «Какая же теперь, в падшем состоянии, должна быть у нас забота — уподо­биться Отцу небесному, своему Первообразу?! Сам Господь этого требует: «Святи будите, яко Аз свят семь, Господь Бог ваш» (Лев 11, 44; 19, 2; 1 Пет 1,16).

— «Господь при бесконечности Своей есть такое простое Су­щество, что Он весь бывает в одном имени Троица, или в имени — Господь, в имени — Иисус Христос».

— «Когда покрывает тебя тьма окаянная — сомнение, уныние, отчаяние, смущение, тогда призови, только всем сердцем, сладчай­шее имя Иисуса Христа; в Нем ты все найдешь — и свет, и утверж­дение, и упование, и утешение, и покой; найдешь в Нем самую бла­гость, милость, щедроты; все это найдешь в одном имени заклю­ченном, как бы в какой богатой сокровищнице!».

- «Бог во святых почивает и в самом имени их, в самом изоб­ражении их; только с верою надо употреблять их изображения, и они будут творить чудеса».

— «Благоговейно обращайся со словом и дорожи им. Помни, что как Ипостасное Слово Божие... Сын Божий — всегда соединен со Отцем и Духом Святым, так и в слове Священного Писания, или в молитве, или в писаниях богомудрых отцев участвует — по Свое­му вездесущию — Отец, как верховный Разум, творческое Его Сло­во и Совершитель Дух Святый. Потому никакое слово — не празд­но, но имеет, или должно иметь, в себе свою силу; и горе праздно­словящим, ибо они дадут ответ за празднословие. «Яко не изнемо­жет у Бога всяк глагол» (Лк 1, 37); это вообще свойство слова — сила и совершимость его».

— «Бог есть простое совершеннейшее Существо», т.е. чистейшая святыня, чистейшее добро и правда.

— «Близкие ко Христу люди не выпускают Христа из своих мыслей и сердца: они живут Им, Он их дыхание, пища, питье, жи­лище, — все; по причине сладости имени и благодатного прикос­новения к ним Иисуса Христа, они, так сказать, прилепляются к Нему всем своим существом: «Прильпе душа моя по Тебе» (Пс 62, 9); и в этом прильпении находят для себя неизреченное блажен­ство, которого не знает мир!».

— «Бог есть СЫЙ (Сущий). В Нем все святые, разумные сущест­ва — одно. «Яко же Ты, Отче, во Мне, и Аз в Тебе, да и тии в нас едино будут» (Ин 17, 21).

Я — ничто: все Бог во мне, и во всех Бог, и для всех — все Бог! «Отче наш, Иже еси на небесех!».

— «Что человек произошел от слова Божия, доказательством тому служит самое слово «человек»; и потом — имя, данное ему при крещении, или при обряде наречения имени. Доколе человек живет, дотоле все называют его этим именем; и он отзывается на него, что он — точно то; он весь заключается в своем имени. Наконец, когда он умрет и тленные останки его схоронятся в землю, остается в памяти одно имя его, как свидетельство происхождения его от Сло­ва Божия, — это не вещественное, вечное, как душа, достояние её и наше».

Вот, кажется, и все выписки об имяславии по Дневнику сделал я. Теперь остается сделать только выводы. Буду краток.

1. Выписки говорят сами больше, чем я. Поэтому самому чита­телю представляется судить о том, как смотрел на этот вопрос Ба­тюшка.

2. Что касается меня, то я, хотя несколько раз читал его Дневник, но не смею считать себя знатоком этого дела, «изучившим» во всей глубине и полноте воззрения и опыт о. Иоанна. Однако могу утверждать, что я достаточно усвоил их основной дух. Во всяком случае, не имею никакого желания, даже считал бы грехом, иска­жать взгляды Батюшки: буду стараться формулировать их точно.

3. Прежде всего, мы должны обратить внимание на неоднократ­ные наставления его: как благоговейно и с каким вниманием нужно относиться ко всякому слову вообще, а тем более, следовательно, о Самом Боге; в основе слова, как мы увидим, он зрит Ипостасное Слово, Сына Божия. Это чрезвычайно глубоко и необычайно вы­соко богословски; но о. Иоанн часто повторяет эту мысль, следова­тельно, она у него не случайная, не мимолетная, а основана на ду­ховном опыте и богословском умозрении. Я даже не буду углуб­ляться в нее, потому что не смею делать этого, не будучи столь проникновенным. Даже самое слово «человек» он (со многими лингвистами) производит от этого корня: «словек», «человек». «Человек произошел от Слова Божия, доказательством тому слу­жит самое слово «человек» (из "словек"», — говорит он. Но в дан­ное время нам важно то, как должно относиться ко множеству его выражений об имени Божием, где он проводит мысль, и даже прямо говорит, что «Имя Бог есть Бог». Уже само неоднократное выра­жение этих мыслей (видеть это очень легко!) показывает, что оно — никак не случайно, а есть несомненный результат какого-то опыта. Следовательно, нужно только вскрыть это его прозрение: почему и что именно он хочет этим сказать? Но об этом дальше, а теперь я пока намерен был обратить на это особое внимание наше.

4. В ответ на это можно привести сначала его изречение о «непостижимости» тайны соединения Христа Господа с крестом и о претворении хлеба и вина в Св. Тайнах. А так как и крестное зна­мение, и пресуществления о. Иоанн нередко ставит в параллель и с действием имени Божия, то и мы начинаем раскрывать его мысли с идеи «непостижимости»; пусть мы чего-нибудь не понимаем, но факт остается фактом. А факт — таков: имя Божие действует! Это­го никто уже отрицать не может! Оно творит чудеса; оно исцеляет болезни духовные и телесные; оно действует в таинствах; им при­зываем Господа в молитвах, — и так далее.

5. Теперь хочется нам и объяснить сколько-нибудь эту тайну факта. Батюшка хочет «объяснить» ее, — да и то «отчасти», — тем, что Бог присутствует «везде», а следовательно, и в кресте, и в име­ни Своем; и именно от этого оно (и крест) и действует.

6. Дальше необходимо остановиться на значении в этом действовании нашей веры. Этот вопрос тоже не простой, как может сначала показаться: вера — не столько человеческое дело, но еще более — дар Божий: в ней тоже действует Бог! И о. Иоанн опытно знает это! А если это так, — а это именно так, — то наша вера есть лишь посредство опять-таки к Божественному действу в имени.