Просто нужно всегда стараться быть честным, а не рабом льстивым и лукавым.

Наше краткое предуведомленiе завер­шим строками румынского нацiонального, поэта М. Эминеску, предоставившего сво­им соотечественникам, возомнившим себя потомками Имперского Рима, возмож­ность взглянуть на себя в зеркало. (И уж, кстати, напомним, что поминаемый им в стихотворенiи могучiй Цепеш — про­славленный господарь Валахiи Влад Коло–сажатель, жесткiй, но справедливый пра­витель, оболганный не менее нашего Царя Iоанна Васильевича Грозного.)

Итак, Эминеску, Румынiя, год 1881–й. И потому всякое сходство с иными кра­ями, народами и эпохами носит, как это принято говорить, случайный характер:

Под Алапаевскими мучениками имеют в виду:

Великого Князя Сергiя Михайловича (25.9.1869 +18.7.1918) — внука Импера­тора Николая I, пятого сына Вел, Кн. Миха­ила Николаевича. Генерал–адъютанта, ге­нерала от артиллерiи по Гвардейскому корпусу; инспектора (1904), а позже (1905) генерал–инспектора артиллерiи. В годы Великой войны — полевого гене­рал–инспектора артиллерiи при Верхов­ном Главнокомандующем.

Сестру Царицы мученицы Великую Княгиню Елисавету Феодоровну (20.10.1864 +18.7.1918); настоятельницу основанной ею в Москве Марфо–Марiинской обители, в тайном постриге схимона­хиню Алексiю.

Крестовую сестру Марфо–Марiинской обители Варвару (Варвару Алексеевну Яковлеву, +18.7.1918).

Князя Императорской Крови Iоанна Константиновича (23.6.1886  +18.7.1918)

—сына Вел. Кн. Константина Константино­вича,   флигель–адъютанта   (1908),   штабс–ротмистра Лейб–Гвардiи Конного Его Ве­личества полка, женатого (1911) на дочери короля Сербского принцессе Елене Пет­ровне,  в  1917 г. посвященного в иподiакона.

Князя Императорской Крови Констан­тина Константиновича (20.12.1890 +18.7.1918) — сына Вел. Кн. Константина Константиновича, флигель–адъютанта, штабс–капитана Лейб–Гвардiи Измайлов­ского полка, спасшего во время Великой войны полковое знамя, награжденного за это орденом Св. Георгiя IV степени.

Князя Императорской Крови Игоря Константиновича (29.5.1894  +18.7.1918)

—сына Вел. Кн. Константина Константино­вича,   флигель–адъютанта   (1915),   штабс–ротмистра Лейб–Гвардiи  Гусарского  Его Величества полка.

Князя Владимира Павловича Палея (28.12.1896 +18.7.1918)— сына Вел. Кн. Павла Александровича от его морганати­ческого брака с О. В. Пистолькорс, урожд. Карнович; графа Гогенфельзен (1904), князя (1915); поручика Лейб–Гвар­дiи Гусарского полка; поэта.

Феодора Михайловича Ремеза (1878 +18.7.1918)— управляющего Двором Вел. Кн. Сергея Михайловича, доброволь­но последовавшего за ним в ссылку.

Русская Православная Церковь Заграни­цей прославила в лике святых всех, кроме Ф. М. Ремеза. Русская Православная Цер­ковь (Московскiй Патрiархат) прославила лишь Великую Княгиню Елизавету Феодо­ровну и инокиню Варвару.

Арест и заключенiе

В  начале апреля 1918г. из Петро­града в Вятку с правом свободного прожи­ванiя были высланы Великiй Князь Сергей Михайлович, Князья Императорской Крови Iоанн, Константин и Игорь Константинови­чи и князь Владимир Павлович Палей. На службы они ходили в собор  Св. благовер­ного Великого Князя Александра Невско­го. Здесь Князь Iоанн Константинович, приняв посвященiе в иподiакона, участво­вал в богослуженiях. Меньше чем через месяц пребыванiя в Вятке узников пересе­лили в Екатеринбург и поместили в гости­ницу. Известно, например, что Пасхаль­ную заутреню (22.4/5.5.1918) князь В. П. Палей (по его собственным словам в пись­ме) отстоял в Екатерининском кафедраль­ном соборе, хотя екатеринбургскiе газе­ты о его прибытiи сообщили лишь 4/17 мая. Те же газеты дали информацiю о прибытiи Великого Князя Сергея Михай­ловича и Князей Константиновичей 26 ап­реля/9 мая. Первый поселился в квартире бывшего управляющего Верхне–Камским банком В. П. Аничкова (второй этаж дома на углу Успенской улицы и Главного про­спекта). Вторые — напротив, в номерах Атаманова (гостиница "Эльдорадо", впо­следствiи зданiе НКВД).

Во вторник Светлой седмицы (когда празднуется Иверская икона Божiей Ма­тери), 24 апреля/7 мая (память преподоб­ной Елисаветы чудотворицы) в Москве бы­ла арестована Великая Княгиня Елисавета Феодоровна и в сопровожденiи келейни­цы Варвары Алексеевны Яковлевой и сес­тры Екатерины Петровны Янышевой от­правлены поездом в Пермь. Здесь недол­гое время "Августейшая Молитвенница" пребывала с сестрами в Успенском жен­ском монастыре (где она побывала еще перед войной, летом 1914 г.), утешаясь ежедневным монастырским богослуженiем. Вскоре их переместили в Екатерин­бург, где одной из сестер удалось близко подойти к Ипатьевскому дому и через щель в заборе увидеть даже Самого Госу­даря. Недолгiй прiют московским изгнан­ницам предоставил Ново–Тихвинскiй мо­настырь, откуда вскоре стали носить съес­тное Царственным мученикам в Ипатьев­скiй дом.

Во вторник Фоминой недели 1/14 мая все находившiеся в Екатеринбурге принад­лежавшiе к Царскому Дому (кроме Са­мих Царственных мучеников) получили предписанiе переселиться в заштатный го­род Алапаевск Верхотурского уезда Пермской губернiи. Алапаевскiе мучени­ки прибыли туда 7/20 мая, когда Церковь вспоминает явленiе на небе Креста Гос­подня в Iерусалиме (351 г.). Их поселили в Напольной школе, при которой имелась часовня. Заключенiе узников Дома Рома­новых разделяли управляющiй делами Вел. Кн. Сергея Михайловича Ф. М. Ре­мез, лакей кн. Палея — Ц. Круковскiй, доктор Вел. Кн. Сергея Михайловича Гель–мерсен и лакей Кн. Iоанна Константинови­ча — Иван Калинин.

Первое время режим был более сво­бодным: разрешалось посещенiе церкви в сопровожденiи красноармейца. 8/21 iюня, по указанiю из Екатеринбурга, был введен тюремный режим. Сестра Екате­рина, врач и оба лакея были удалены.

Убiйство и расследованiе

5 iюля 1918 г. (в день, когда Церковь празднует обретенiе в 1422 г. честных мощей преподобного Сергiя, игумена Радонежского) Алапаевских узников вы­везли из города. И там, в 18 километрах от Алапаевска, убили, ввергнув в одну из заброшенных шахт железного рудника Нижняя Селимская. Перед смертью Вел. Княгиня Елисавета Феодоровна громко молилась и крестилась, говоря: "Господи, прости им, ибо не знают, что делают".

15/28 сентября Алапаевск был осво­божден от большевиков армiей адмирала А. В. Колчака.

8/21 октября из шахты Нижняя Селим­ская извлекли тело Ф. М. Ремеза; 9/22 октября — инокини Варвары и князя В. П. Палея; 10/23 октября — Князей Импера­торской Крови Константина Константино­вича и Игоря Константиновича, Великого Князя Сергея Михайловича; 11/24 октяб­ря — Великой Княгини Елисаветы Феодоровны и Князя Императорской Крови Iо­анна Константиновича. Пальцы правых рук преподобномученицы Великой Княгини Елисаветы и инокини Варвары, а также Князя Iоанна Константиновича были сло­жены для крестного знаменiя*. На груди Великой Княгини был обнаружен "завер­нутый в вощеную бумагу и мешочек с лен­той через шею, массивный среднего раз­мера образ Спасителя, усыпанный драго­ценными камнями, на обратной стороне которого на бархатной, вишневого цвета рамке золотая пластинка с надписью: "Вербная суббота 13 Апреля 1891 г." (дата присоединенiя к Православiю Пре­подобномученицы). По одним сведенiям эта икона — подарок ей Императора Але­ксандра III; по другим — подарена Царем мучеником незадолго до отреченiя. В кармане пальто Князя Iоанна оказалась "деревянная икона среднего размера, образ которого стерт, а на обратной сторо­не надпись: "Сiя святая икона освящена". И: "На молитвенную память отцу Iоанну Кронштадтскому от монаха Парфенiя. (Афонского_Андреевского скита) г. Одесса 14.05.19ОЗ г.".

Расследованiе по убiйству в Алапаевске открыл 11 октября 1918 г. член Екате­ринбургского окружного суда И. А. Сер­геев. 7 февраля 1919 г. оно перешло к Н. А. Соколову. Итоги его он изложил в своей книге. "И екатеринбургское, и алапаевское убiйства, — пришел к выво­ду Н. А. Соколов, — продукт одной воли одних лиц".

Отличавшiйся особой духовной чуткос­тью генерал–лейтенант М. К. Дитерихс, курировавшiй, как известно, дело по ца­реубiйству отмечал: "...Убiйству Авгу­стейшей Семьи и Членов Дома Романовых советскiе власти придавали чрезвычайно важное значенiе в деле подготовки для себя будущей победы..."²⁵

Характеризуя тройное убiйство летом 1918 г. в пределах Пермской земли (Цар­ской Семьи, брата Государя Вел. Кн. Ми­хаила Александровича и Алапаевских уз­ников), он называл их "особо исключи­тельными по зверству и изуверству, пол­ными великого значенiя, характера и смысла для будущей исторiи русского народа".

Особое значенiе придавал он убiйству вместе с Августейшими мучениками ос­тавшихся верными Им людей: "Вместе с упомянутыми Членами Дома Романовых были убиты избранные большевиками бли­жайшiе Им лица Свиты, оставшiеся до конца верными своему долгу".

И общiй итог, выраженный генералом в чеканной форме: "Это было планомер­ное, заранее обдуманное и подготовлен­ное истребленiе Членов Дома Романовых и исключительно близких им по духу и ве­рованiю лиц".

"Алапаевское убiйство, — пишут со­временные исследователи, — отличалось от Екатеринбургского расстрела [...] Нес­колько вопросов ставили следователям обстоятельства сокрытiя трупов. Кое–кто усматривал в их расположенiи на разных уровнях шахты признаки ритуального захо­роненiя и хорошее знанiе убiйцами сте­пени родства жертв. [...] Неразорвавшiе­ся "бомбы" и тела убитых чередовались. Ближе к поверхности находились трупы  менее родовитого Палея, Яковлевой и Ре­меза, глубже в шахту — старших из заключенных .     .

Документы расследованiя убiйства в Алапаевске впервые были обнародованы сравнительно недавно. Ниже мы приводим свидетельства, кото­рые нам удалось обнаружить в эмигрант­ской прессе, малодоступной большинству читателей.

Вел. Кн. Андрею Владимировичу уда­лось собрать некоторые свидетельства: "Как произошло убiйство, — писал поль­зовавшiйся ими управляющiй делами Ве­ликого Князя, адвокат Алексей Сергеевич Матвеев, — установить в точности трудно. Слишком мало осталось офицiальных и проверенных документов и свидетель­ских показанiй. Их можно было бы со­брать гораздо больше, если бы белая контрразведка действовала с большей ос­торожностью и не расстреляла без допро­са многих бывших членов охраны Великих Князей. Однако офицiальные следствен­ные власти и милицiя, по прибытiю колчаковских войск, собрала кое–какiе пока­занiя и составила полицейскiе протоколы.

Шахта, из которой были извлечены тру­пы, имела 28 сажен глубины. Вся шахта была завалена разным хламом: дровами, столбами, досками и землей.

Очень характерен порядок нахожденiя милицiей трупов. [...]

По свидетельству игумена Серафима, ему рассказывал неизвестный крестьянин, что в ночь с 17 на 18 iюля возле этой шахты слышалось церковное песнопенiе, которое якобы продолжалось в шахте и весь следующiй день.

Можно предположить, что, когда узни­ки узнали истинную цель привоза их к этой шахте, то они могли запеть какую–либо молитву, тем более, что Князь Iоанн Кон­стантинович очень любил церковное пенiе и сам был регентом не только в церкви Павловского дворца, но даже в первое время в Перми во время ссылки. Затем Великая Княгиня Елисавета Феодоровна, будучи монахиней, могла принять участiе в этом молитвенном пенiи. Убiйцы, дабы избавиться от своих наиболее шумливых жертв, первыми бросили в шахту Кн. Iоан­на Константиновича, а затем Елизавету Феодоровну. Отчасти этим можно объяс­нить нахожденiе этих двух трупов на са­мой большой глубине шахты.

Затем следует труп В. к. Сергея Михайловича. О нем имеется следующiй офицiальный полицейскiй протокол: "Глаза за­крыты и покрыты песком. Рот закрыт. Все лицо и голова покрыты песком, смешан­ным с хвойными иглами. Руки вытянуты вдоль туловища и полусогнуты в локтевой части. Пальцы правой руки сильно сжаты в кулак. Ногти впились в ладонь... Огнест­рельная рана на голове".

Это единственный застреленный узник. Сжатая правая рука и впившiеся в ладонь ногти свидетельствуют о тех тяжелых му­ках, которые предшествовали кончине Ве­ликого Князя.

Все остальные жертвы были брошены в шахту живыми с завязанными глазами. Так как повязки у некоторых жертв ос­тались не тронутыми, то можно предполо­жить, что смерть наступила или момен­тально, или оглушенные ушибами, не при­ходя в сознанiе, они были засыпаны землей и хламом полуживые.

Убiйцы, по–видимому, действовали сле­дующим образом. Сбросив сначала в шах­ту живыми две свои жертвы, они бросали туда ручные гранаты, так как при раскоп­ках шахты находили осколки и неразор­вавшiеся гранаты, затем бросали разный, попавшiйся под руку, хлам.

Князь В. Палей был найден в сидячем положенiи и можно предположить, что после паденiя у него хватило сип сесть, т. е. он был еще жив.

Так как между глубиной в 6 сажен, где были найдены трупы князя В. Палея и мо­нахини В. Яковлевой, и глубиной в две сажени, где был найден труп Ф. Ремеза, имелся пролет в 4 саж., заполненный раз­ным хламом и землей, для заполненiя которого понадобилось много времени и работы, можно предполагать, что меж­ду убiйцами и лакеем Вел. Князя Ф. Реме­зом шли какiе–то переговоры, и только в последнiй момент убiйцы решили при­кончить несчастного. Он был брошен в шахту живым. Труп его был обнаружен с сорванной с глаз повязкой.

Нахожденiе трупов на разной глубине вызвало на месте много толков. Предпо­лагали, что все жертвы были брошены одновременно и их затем начали засыпать  и забрасывать разным хламом, и несчаст­ные по мере набрасыванiя туда досок, столбов и земли, карабкались кверху, а более сильные достигли даже двухсаженной глубины. Но эту версiю нужно считать неправдоподобной. Во–первых, жертва с огнестрельной раной в голове не могла подняться на высоту даже в пол­сажени, а, во–вторых, медицинскiй ос­мотр колчаковских офицiальных властей установил смерть "последовавшую во многих случаях моментально".

"По словам лиц, участвовавших в извле­ченiи тел из шахты, — рассказывал быв­шiй в 1918–1919 гг. помощником по граж­данской части Верховного уполномоченно­го Россiйского правительства на Дальнем Востоке (ген. Д. Л. Хорвата) В. А. Глуха­рев, — только на теле Великого Князя Се­ргiя Михайловича была огнестрельная ра­на в задней части головы внизу затылка; все остальные замученные были брошены в шахту живыми и умерли от поврежде­нiй, полученных при паденiи, и от голода. Тело Великой Княгини Елизаветы Феодоровны, несмотря на то, что все тела нахо­дились в шахте в теченiе нескольких меся­цев, было найдено совершенно нетлен­ным; на лице Великой Княгини сохранилось выраженiе улыбки, правая рука была сло­жена крестом, как бы благословляющая. Тело Князя Iоанна Константиновича тоже поддалось лишь частичному и весьма незначительному (в области груди) тленiю,  все остальные тела подверглись в большей или меньшей степени разложенiю.      .

"Трупы не разложились, — читаем в ис­торической справке 1931 г., — и потому были легко опознаны близко знавшими их людьми. Почившiе были найдены в своих одеждах, в которых находились в заточе­нiи, и имели на себе личные документы, дневники и посмертные распоряженiя.

Медицинское освидетельствованiе, произведенное тут же на месте, а затем и судебно–медицинское вскрытiе, произ­веденное на кладбище, установили муче­ническую кончину жертв. Выяснилось, что они продолжали жить в шахте еще нес­колько дней и скончались от ушибов при паденiи и голода. В горле многих из них была обнаружена земля.

После вскрытiя тела почивших были омыты, одеты в чистые белые одежды и положены в деревянные гробы, снаб­женные внутри футлярами из кровельного тонкого железа".

Гробы поставили в кладбищенскую цер­ковь. Там духовенство постоянно совершало панихиды и читало псалтирь.

18/31 октября соборне (было 13 прото­iереев и священников) отслужили заупо­койную всенощную. Народу пришло столько, что храм не вместил всех прише­дших проститься с Августейшими страсто­терпцами. На следующее утро, 19 октяб­ря/1 ноября, из Свято–Троицкого собора Алапаевска вышел многолюдный крестный ход (духовенство, гражданскiе власти, мiряне, солдаты учебного батальона). В кладбищенской церкви отслужили пани­хиду. Подняв гробы на рамена, с пенiем "Святый Боже" понесли их сначала к На­польному училищу (где содержали Авгу­стейших узников); там отслужили литiю, затем — в собор. Отслужив заупокойную Литургiю, там совершили отпеванiе. На­роду было еще больше, чем накануне: пришло множество Богомъольцев из со­седних деревень. "Многiе плакали на­взрыд, — вспоминает игумен Серафим, и прибавляет: — Тут была и одна особа из близких к Великой Княгине, тайно следи­ла за всеми жизненными этапами своей любимой Великой Страстотерпицы"³⁵. Под общенародное пенiе "Святый Бо­же", печальный перезвон колоколов и звуки духовой военной музыки "Коль славен наш Господь в Сiоне" гробы были перенесены в склеп, устроенный в южной стороне алтаря Свято–Троицкого собора, вход в который тут же замуровали кир­пичом. Распоряженiе о месте погребенiя сделал адмирал А. В. Колчак.

"С прискорбiем доношу, — телегра­фировал 4 ноября 1918 г. англiйскiй ко­миссар в Екатеринбурге сэр Эллiот мини­стру иностранных дел Великобританiи А. Д. Бальфуру, — об извещенiи, полу­ченном мною от русского Генерального штаба: после взятiя 29 сентября Алапаевс­ка русскими войсками нашли тела еще настолько сохранившiеся, что их можно было узнать. Это были тела Великой Княги­ни Елизаветы Феодоровны и трех Князей Императорской Фамилiи Iоанна, Конста­нтина и Игоря Константиновичей, также те­ла Великого Князя Сергiя Михайловича и одной придворной дамы, имя которой осталось неизвестным. Они были найдены на дне шахты, в которую они были броше­ны несомненно живыми. На них были бро­шены бомбы, которые, однако, не разо­рвались.

Найденные тела были погребены с цер­ковными обрядами, в присутствiи большо­го стеченiя народа. Полагают, что Прин­цесса Сербская Елена находится в Перми, куда ...

Поезд шел на восток...

Но и по смерти не давал враг рода человеческого покоя телам Царственных страдальцев. К Алапаевску вновь прибли­жались красные. В iюне 1919 г. возник вопрос о вывозе останков убiенных. Свершилось это, как подчеркивает о. Се­рафим (Кузнецов, 1873 +1959), "по осо­бому указанiю Божiю". Сам игумен вместе с братiей эвакуированного Серафимо–Алексеевского скита Белогорского Свято–Николаевского монастыря находил­ся в Екатеринбурге. Здесь же было место пребыванiя в то время комиссiи по рас­следованiю Екатеринбургского, Пермско­го и Алапаевского убiйств Царственных мучеников (генерал М. К. Дитерихс, Н. А. Соколов и А. П. Куликов. Генерал М. К. Дитерихс способствовал полученiю игу­меном Серафимом от Верховного прави­теля адмирала А. В. Колчака разрешенiя на перевозку гробов.

Погрузившись в товарный вагон, из Алапаевска о. Серафим отправился 1/14 iю­ля 1919 года. Путь лежал в Читу. Был самый разгар гражданской войны.

"От Алапаевска до Тюмени, — читаем в спецiальном докладе игумена Серафи­ма, — ехал один в вагоне с гробами  10 дней, сохраняя свое инкогнито, и никто не знал в эшелоне, что я везу 8 гробов. Это было самое трудное, ибо я ехал без вся­ких    документов     на     право     проезда, а предъявлять уполномочiя было нельзя, ибо тогда бы меня задержали  местные большевики, которые, как черви, кишели по линiи железной дороги. Когда я прибыл _в_Ишим,. где была Ставка Главнокомандующего, то он не поверил мне, что удалось спасти тела, пока своими глазами не убе­дился, глядя в вагоне на гробы. Он просла­вил Бога и был рад, ибо ему самому лично жаль было оставлять их на поруганiе нече­стивых. Здесь он дал мне на вагон откры­тый лист, как на груз военного назначенiя, с которым мне было уже легче ехать и сохранять свое инкогнито.

Предстояла еще опасность в Омске, где осматривали все вагоны. Но Богъ и здесь пронес нас, ибо .наш вагон, вопреки правил, прошел без осмотра. Много было и других разных опасностей в пути, но всюду за молитвы Великой Княгини Богъ хранил и помог благо­получно добраться до Читы, куда прибыл 16/29 августа 1919 года. Здесь тоже зло­умышленниками было устроено круше­нiе, но наш вагон спасся по милости Божiей. [...] От Алапаевска до Читы ехал 47 дней. Несмотря на то, что гробы были деревянные и протекали, особого трупно­го запаха не было, и никто, ни один чело­век не узнал за это время, что везу я в ва­гоне, в котором ехал я сам с двумя своими послушниками, которых взял из Тюме­ни".

Сохранились воспоминанiя человека, ехавшего в том же поезде, к которому был прицеплен вагон игумена Серафима. Офицер Императорской армiи А. Ю. Ро­мановскiй, в 1930–1940–х гг. преподава­тель математики в Лицее святителя Нико­лая в Харбине, записал в 1972 г.: "Во время моей поездки в теплушке к нашему товарному поезду был прицеплен еще од­ин вагон. На станцiях, где были остановки, из него выходили за кипятком монашки. Все пассажиры были заинтригованы — кого эти монашки везут? Но в вагон сопро­вождавшiе никого не пускали. Но потом оказалось, — по слухам выяснилось, что в этом вагоне везли тела убитых Членов Царской Фамилiи".

Стояла страшная жара. Железная кры­ша вагона сильно раскалялась. Инокиня Серафима^*, со слов игумена Серафима, записала: "Вагон его передвигался вместе с фронтом: проедет вперед верст двад­цать пять, а потом откатится верст на пят­надцать и т. д. Благодаря пропуску [...] его постоянно отцепляли и прицепляли к разным поездам, в общем содействуя его продвиженiю к конечной цели. Путе­шествiе продлилось три недели, и невоз­можно представить себе, что пережили за это время о. Серафим и его два спутника, провожавшiе свой страшный груз. Из ще­лей пяти гробов постоянно сочилась жид­кость, распространявшая ужасный смрад. Поезд часто останавливался среди поля, тогда они собирали траву и вытирали ею гробы. Жидкость же, вытекавшая из гро­ба Великой Княгини, благоухала, и они бе­режно собирали ее как святыню в буты­лочки". Много позже о. Серафим рас­сказывал игуменiи Гефсиманской обители в Iерусалиме матушке Варваре, что во время всего пути Великая Княгиня Елизаве­та Феодоровна не раз являлась и направ­ляла его.

Далее инокиня Серафима вспоминала: "Незадолго до своей кончины он (игумен Серафим — С. Ф.) подарил мне пузырек с прахом Великой Княгини. Содержимое пузырька представляет собою высохшую массу темно–коричневого цвета, осевшую примерно до половины бутылочки. Проб­ка, пропитавшаяся жидкостью, ссохлась и уже не закрывает плотно бутылочку. Горлышко обвязано тряпочкой такого же темно–коричневого цвета, а вся бутылочка обмотана другой тряпочкой, покрытой та­кими же пятнами. Все это издает очень прiятное, остро–пряное благоуханiе, не похожее ни на какой запах, который мне когда–либо приходилось обонять. Несмот­ря на свою нежность и тонкость, этот запах очень пронизывающiй, так как проходит сквозь нейлоновый мешочек, в который я бутылочку с тряпочками завернула. Она стоит у меня на полке перед образами, где всегда горит лампада. От времени до времени запах немного меняется, точно в составе преобладают попеременно то те, то другiе ароматическiе вещества. Конечно, я не позволяю себе часто прика­саться к бутылочке, а только прикладыва­юсь к ней в день годовщины убiенiя Вели­кой Княгини как к мощам или же сдуваю с нее пыль".

В Чите

17/30 августа (1919) тела мучеников прибыли в Читу. Русскiе и японскiе офицеры дос­тавили их в женскую обитель. "В Чите, — писал игумен Серафим, — при содействiи атамана Семенова^ и японских военных властей гробы в глубокой тайне перевезе­ны в Покровскiй женскiй монастырь, где почивали 6 месяцев в келлiи под полом, в которой я это время жил"⁴⁵. (По всей вероятности речь шла о Читинском Богородицком женском монастыре. Обитель эта находилась в самом городе, там был один храм. Учреждена в 1893 г. из жен­ской общины, основанной в 1886 году. Насельницы его занимались воспитанiем девочек–сирот, преимущественно из ду­ховного званiя, и призренiем больных и увечных. При монастыре была церковно­приходская школа).

Сестра преподобномученицы принцесса Викторiя писала брату Эрнсту 27 января 1921 г. из Порт–Саида, ссылаясь на рас­сказанное ей игуменом Серафимом: "Монах сказал мне, что когда гробы надо было скрыть на несколько месяцев, преж­де чем они могли покинуть Сибирь, они были спрятаны в женском монастыре, где их открыли, так как это было необходимо; и тело нашей Эллы не было подвергнуто тленiю, только высохло. Монахини обмы­ли его и переменили погребальные одеж­ды на монашеское одеянiе. И таким об­разом, она теперь одета так, как она хо­тела быть, так как она всегда собиралась, как она мне говорила раньше, совершен­но уйти из мiра и закончить свои дни как монахиня, — после того как ее Дом (Марфо–Марiинская обитель. — С. Ф.) был бы окончательно устроен"⁴⁶.

Позже, когда в 1981г., перед прослав­ленiем,   гробницы   преподобномучениц открывали в Iерусалиме,  то  "их  мощи оказались  облаченными в  черные мона­шескiе одежды, а на груди у св. муче­ницы Великой Княгини был обнаружен параманный крест. То, что параманный Крест был на мощах одной Великой Княги­ни, — не случайность. Как стало известно недавно из воспоминанiй схимонахини  Анны (Тепляковой), Великая Княгиня Елизавета  Феодоровна была  тайно  пострижена в схиму с Именемъ Алексiя в честь святителя Московского Алексiя.

 Времена были неспокойные. Вокруг было немало лазутчиков большевиков. Сняв доски пола предоставленной ему келлiи,  игумен Серафим вместе с послушниками вырыли    неглубокую    могилу,    составив в  ряд  все   восемь  гробов,   присыпав  их сверху небольшим слоем земли. В этой  келлiи, как неусыпный страж, пребывал и  сам  о.Серафим.   "Здесь, —  по  его  словам, — совершалась молитва, исходи­ли струи кадильного благоуханiя и мер­цала неугасимая лампада".

Помощник следователя Н. А. Соколова капитан П. П. Булыгин, прибывшiй вместе со следственной группой в Читу осенью 1919 г., вспоминал: "Дня два спустя после нашего прибытiя Соколов, Грамотин и я нанесли визит в монастырь, где, как мы знали, нашли свое временное пристанище тела жертв Алапаевска. Нас приняла игуменiя, которая сообщила нам вежливо, но твердо, что без разрешенiя атамана Семенова она не готова обсуждать эту тему. [...] Тогда мы спросили об игумене Перм­ского монастыря, отце Серафиме, кото­рый, как было известно, получил прiют в монастыре после того, как его собствен­ная обитель попала в руки большевиков. Монахиня снова отказалась отвечать. [...]

Несколько дней спустя сам Атаман вер­нулся в Читу [...] Семенов принял меня очень вежливо, просмотрел мои вери­тельные грамоты, обещал оказать Соко­лову любую помощь и дал распоряженiе игуменiи обезпечить нас всей необходи­мой информацiей. [...]

Получив разрешенiе атамана Семено­ва, мы уже без труда выяснили место­нахожденiе отца Серафима. Я провел много часов в его келлiи и даже не раз ночевал там. Те ночи в монастырских сте­нах дали совершенно необычные пережи­ванiя мiрскому жителю. Я никогда не за­буду тех старых, как мiр, деревянных строенiй напротив соснового леса и тех голубых островков снега, залитых лунным светом на монастырском кладбище, с ост­рыми тенями крестов и сосен. Отец Сера­фим очень подробно рассказал о том, что сам знал о судьбе пленников, о похоро­нах, об эксгумацiи и перезахороненiи их тел. Гробы, он сказал, были перевезены в монастырь русскими и японскими офи­церами. Отец Серафим и два его послуш­ника выкопали склеп под полом его кел­лiи, поставили в ряд гробы, прикрыв их всего на одну четверть землей. Таким об­разом, ночуя на разостланной на полу кел­лiи отца Серафима шинели, я лежал всего на четверть над гробами мучеников.

Однажды ночью я проснулся и обнару­жил монаха сидящим на краю своей посте­ли.. Он выглядел худым и изможденным в своей длинной белой рубахе и невнятно шептал: "Да, да. Ваше Высочество, вы совершенно правы..." Отец Серафим яв­но разговаривал во сне с Великой Княгиней Елизаветой. Это была жутковатая картина в тусклом свете единственной лампады, мерцающей в углу перед иконой...

Засыпая, я все еще слышал его шепот: "Да, да, Ваше Высочество, Вы совершен­но правы…"

Кстати говоря, это было не единствен­ное явленiе преподобномученицы в этой обители. Пребывавшiй в Чите осенью 1919 г. или в самом начале 1920 г. епископ (впоследствiи митрополит) Нестор Кам­чатскiй поведал об одном из таких явленiй внучке священномученика митрополита Серафима (Чичагова) — монахине Пюхтицкого монастыря Серафиме (Резон, 1883 +1963). Сохранился рассказ послед­ней об этом, записанный монахиней Сергiей (Клименко, 1905  +1994): "...Митро­полит Нестор прiехал в Читу, город на границе с Китаем, чтобы оттуда эмигриро­вать. Он служил на родине последнюю Литургiю в соборе, где тайно, под спудом, были погребены тела Алапаевских мучеников. Но об этом никто, кроме на­стоятеля, не знал. Во время совершенiя малого входа все священнослужители вы­ходят из алтаря на середину храма с Еван­гелiем, свечами, дикирiем, трикирiем, рипидами. Митрополит Нестор стоит по­средине храма на приготовленном для не­го амвоне. В это время Владыка видит, как из левого придела, живая, выходит Елиза­вета Феодоровна. Молится пред алтарем и последней подходит к нему. Он ее бла­гословляет. Все переглядываются. Кого он благословляет? Пустое место? Никто ниче­го не видит. "Владыка, малый вход!" Но владыка Нестор никого не слышит. Радост­ный, сiяющiй, он входит в алтарь. В конце обедни говорит настоятелю: "Что же ты скрываешь? Елизавета Федоровна жива! Все неправда!" Тогда настоятель запла­кал. "Какой там жива! Она лежит под спудом. Там восемь гробов". Но Владыка не верит: "Я видел ее живую!.."

Тем временем под напором красных белые отступали. Вскоре в Чите оказалась следственная комиссiя. Генерал М. К. Дитерихс распорядился вывозить тела муче­ников дальше, в Китай. Но легко было указать. Дело в том, что власть адмирала А. В. Колчака кончалась за границами Рос­сiйской Имперiи. Нужны были деньги, а их не было.

Об этой проблеме игумен Серафим не упоминает в своем докладе. Однако нали­чiе ее совершенно очевидно, если учесть длительность пребыванiя его в Чите — це­лых полгода.

При этом решающую помощь для пере­возки Алапаевских Августейших мучени­ков оказала Марiя Михайловна Семенова–Глебова — по одним данным разведенная супруга, а по другим — брошенная лю­бовница атамана Г. М. Семенова. Власт­ность ее испытал на себе следователь Н. А. Соколов, когда атаманша взяла на себя роль защитницы дочери Г. Е. Распутина — Матрены.

Ко времени прибытiя в Читу останков Алапаевских мучеников Г. М. Семенов расстался с Марiей Михайловной, дав от­ступное в виде золотых слитков. (Тема атаманского золота в последнее время также нашла отраженiе в исторических исследованiях.)

Ее называли "Машей–цыганкой", "Машкой–Шарабан". Девичья ее фамилiя была, судя по надписи на могильном па­мятнике, Вотчер, родилась она 11 мая 1897 г. в Темир–Хан–Шура, на Кав­казе. Говорили и писали о ней по–разному. Сходились в том, что она обладала неза­урядной наружностью. Сменившая Марiю Михайловну новая жена Семенова (маши­нистка из его личной канцелярiи) позво­лила близким атаману людям заметить в отвергнутой им уже "Маше–цыганке" "доброго человека".

Это последнее качество нашло выраже­нiе причастности Марiи Михайловны к дальнейшей участи Алапаевских муче­ников. Исторiю эту поведал архимандрит Спиридон (Ефимов, 1902 +1984), отец ко­торого преподавал в школе при Доме тру­долюбiя в Кронштадте. Св. праведный о. Iоанн Кронштадтскiй был другом семьи Ефимовых.

Итак, по словам о Спиридона, в ответ на просьбы игумена Серафима "читинцы со­чувствовали, но помочь не могли. Подра­жать нижегородцам, "закладывавшим жен и детей", не хотелось. Кто–то посоветовал обратиться к "Машке–Шарабан", — она, дескать, славная. [...] Вот к ней и направились привезшiе святыни. Расска­зали о встретившемся препятствiи. "Маш­ка–Шарабан" подвела пришедших к шка­фу, открыла его и говорит: "Смотрите". Подошедшiе увидели в шкафу золотые кирпичи. "Машка–Шарабан" объяснила, что это она получила от атамана, когда тот с ней разводился. [...] Показав их, их вла­делица сказала, что посредством их она берется финансировать перевоз святых останков по иностранной железной доро­ге. Золотом можно расплачиваться всюду».

С игуменом Серафимом Марiя Михай­ловна достигла сначала Пекина, а затем отправилась и в Святую Землю. В Бейруте она познакомилась с сыном Хана Гусейна Нахичеванского (1863–1919), прославив­шегося своей верностью Государю Императору в трагическiе дни марта 1917 г., поручиком Конной гвардiи Ханом Георгiем Нахичеванским. Марiя Михайловна стала именоваться с тех пор ханума Марiя Нахичеванская. "За все ею совершенное вознаграждена она Предивным Господомъ!" — писал лично ее знавшiй архи­мандрит Спиридон.

Бог благословил брак двумя мальчика­ми, ставшими впоследствiи офицерами египетской королевской армiи. Хан мирно почил в Бейруте, где был погребен на православном кладбище. Ханума Марiя скончалась 16 января 1974 г. в Каире. Была погребена в Старом городе на кладбище греческого православного монастыря Св. Георгiя³⁷.

По Китаю.

Поддержку игумену Серафиму на пути из Читы в Пекин оказал и атаман Г. М. Семенов.

"В виду предстоящей опасности, — го­ворится в докладе игумена Серафима, — при содействiи Главнокомандующего все­ми вооруженными силами Россiйской Вос­точной Окраины генерал–лейтенанта ата­мана Григорiя Михайловича Семенова, все 8 гробов из Читы мною вывезены 20 февраля/5 марта 1920 г. Генерал Дитерихс дал мне новое офицiальное упол­номочiе хранить гробы, найти им место временного покоя и, при благопрiятном условiи, в свое время вернуться с ними в Россiю.

До ст. Хайлар я доехал без всякой ох­раны, инкогнито, благополучно. Здесь же на несколько дней власть переходила большевикам, которые мой вагон захвати­ли, вскрыли гроб Князя Iоанна Констан­тиновича и хотели над всеми совершить надруганiе. Но мне удалось быстро по­просить китайского командующего войс­ками, который немедленно послал свои войска, которые отобрали вагон в тот са­мый момент, когда они вскрывали первый гроб. С этого момента я с гробами нахо­дился под охраной китайских и японских военных властей, которые отнеслись весь­ма сочувственно, охраняли меня на месте и во время пути до Пекина..."⁵⁸

"Прибытiе поезда на ст. Хайлар, — уточнял белградскiй "Царскiй вестник", — совпало с забастовками в полосе отчужденiя Восточно–Китайской жел. дороги.

 Восставшiе захватили вагон с гробами, самочинно вскрыли его и приступили к вскрытiю самых гробов. Кощунство ог­раничилось одним гробом Князя Iоанна Константиновича, так как китайскiе войска успели отбить вагон, который с той поры находился под охраною японских войск".

 В последнiе дни февраля гробы с те­лами мучеников пребывали на станцiи Ма­ньчжурiя и в Хайларе. В начале марта они прибыли в Харбин. Здесь их встречал епи­скоп Камчатскiй Нестор (Анисимов), что позднее ему было поставлено в вину ор­ганами советской госбезопасности⁶⁰. Сю­да же прибыл последнiй Императорскiй посланник в Китае князь Николай Алексан­дрович Кудашев (ум. 1925), рассказывав­шiй позднее: "Как офицiальному лицу, мне пришлось поехать в Харбин, чтобы их опознать и составить протокол. Трудно се­бе представить ужас, который мне при­шлось испытать: тела убитых пролежали в шахте целый год. [...] По прибытiи в Ха­рбин тела были в состоянiи полного разложенiя — все, кроме Великой Княгини! которая была совершенно нетленна. Гро­бы открыли и поставили в русской церкви. Когда я вошел в нее, мне чуть не стало дурно, а потом была сильная рвота. Вели­кая Княгиня лежала как живая и совсем не изменилась с того дня, как я перед отъез­дом в Пекин прощался с ней в Москве, только на одной стороне лица был боль­шой кровоподтек от удара при паденiи в шахту". О кровоподтеке на лице преподобномученицы игумен Серафим, ус­лышав переданный ему рассказ князя Кудашева, заметил: "У нее был сломан но­сик, но я его вправил к прiезду посланника.

Из Харбина поезд выехал 8 апреля (1920). Следующая остановка была сделана в Му­кдене, из которого выехали 13 апреля.

Пекин.

"8 апреля 1920 года, — вспоминал мит­рополит Китайскiй и Пекинскiй Иннокен­тiй (Фигуровскiй), — мною была не­ожиданно получена от Оренбургского ар­хiепископа Мефодiя из Харбина теле­грамма следующего содержанiя: "В суб­боту вечером из Харбина выезжаем для временного погребенiя в Миссiи тел восьми замученных Великих Князей: со­провождает игумен Серафим. Благоволи­те распорядиться встретить на вокзале и разрешить погребенiе в Миссiи".

Телеграмма эта была тотчас же сооб­щена Россiйскому посланнику в г. Пекине кн. Кудашеву, который был возмущен тем, что без всякого сношенiя с ним ос­танки Вел. Князей были направлены в Пе­кин. Посланник тогда же высказался про­тив перевезенiя останков в Пекин и отдал распоряженiе задержать вагон с ними в Мукдене, где имеется прекрасный па­мятник–часовня и откуда легче перевезти гробы в Европу или в другое безопасное место. Но 13 апреля, на третiй день Св. Пасхи, была получена телеграмма с пути от игумена Серафима, в которой он сооб­щал, что вместе с останками в этот день выезжает из Мукдена в Пекин. Я снова обратился в посольство с запросом, но получил оттуда категорическiй отказ при­нять какое–либо участiе во встрече и ус­тройстве останков Царственных мучени­ков. Мне ничего другого не оставалось как уведомить коменданта Пекинской кре­пости об ожидаемом прибытiи гробов с телами Великих Князей и погребенiи их в миссiйском склепе, находящемся в цен­тре расположенiя Миссiи. Но на следую­щiй день комендант крепости по телефо­ну сообщил мне, что Россiйское посольст­во не только против встречи, но даже против того, чтобы останки Вел. Князей были внесены в столицу.

Пришлось подчиниться странному про­тиводействiю посольства и устроить по­гребенiе      на миссiйском кладбище в 2 верстах от г.Пекина". Такая реакцiя посланника еще Царского времени была, вероятно, обусловлена принадлежностью князя Н.А.Кудашева к масонской ложе.

Что же касается места упокоенiя Алапаевских мучеников (вне городских стен), то в те времена еще действовал запрет китайских властей  вносить мертвые тела в Пекин.

Наконец 3/16 апреля 1920 года, в Свет­лую пятницу в два часа утра гробы с тела­ми Алапаевских мучеников прибыли в ки­тайскую столицу.

Ровно в восемь часов утра в этот день вагон с 8 гробами Алапаевских мучеников был подан к Аньдинмыньским воротам. Там их уже ожидал архiепископ Иннокен­тiй (Фигуровскiй) с крестным ходом, вы­шедшим рано утром с территорiи Миссiи прямо из храма Всех святых мучеников. Из дипломатов, заранее предупрежденных, не пришел никто...

Вот как все это впоследствiи описывал митрополит Иннокентiй: "16 апреля, в Пасхальную пятницу, в 2 часа утра вагон с гробами прибыл на главный вокзал г. Пекина; а в 8 часов был передан на пло­щадку у Аньдинмыньских ворот. Здесь прибытiя вагона с останками Великих Кня­зей ждал крестный ход из Духовной мис­сiи во главе со мной. Никто из представи­телей Россiйского посольства на встречу не явился. Бросалось [в глаза] также от­сутствiе русских резидентов, проживав­ших в Пекине. Даже некоторые духовные лица, проживавшiе в стенах Миссiи, пыта­лись уклониться от встречи, но под угро­зой выселенiя из Миссiи вынуждены были принять участiе. Зато много было китай­цев.

День выдался тихiй и солнечный. Мед­ленно подошел поезд к площадке и ос­тановился. Мы вошли в вагон и были пора­жены. Вагон с останками Царственных мучеников оказался простым товарным ваго­ном, грязным, не убранным даже внутри. Гробы были простые деревянные и гряз­ные. Не видно было никакого проявленiя уваженiя к останкам мучеников. В вагоне не было ни аналоя, ни иконы. Все это производило удручающее впечатленiе. Всем стало стыдно за тех, кто допустил такую небрежность.

Удрученные всем виденным, мы поста­рались поскорее вынести гробы из вагона и в сопровожденiи крестного хода пере­нести их в церковь преп. Серафима Са­ровского на миссiйском кладбище.

Но когда гробы с останками Царствен­ных мучеников были внесены в церковь и когда раздалось пенiе тропаря "Да вос­креснет Бог", настроенiе наше резко из­менилось и на душе стало радостно. Вери­лось, что Господь не допустит окончатель­ной гибели Россiи, и Россiя вновь вос­станет в прежних величiи и мощи, славя Воскресшего из Мертвых"⁶⁶.

После заупокойной службы тела муче­ников временно поместили в одном из склепов на кладбище Духовной миссiи.

Одно из первых офицiальных сообще­нiй об этом событiи в русской эмигрант­ской прессе (правда, не совсем точное: в нем совершенно явно желанiе обелить посольство) было помещено в журнале "Двуглавый Орел" в разделе "Хроника":

"Агентство Унiон сообщает из Влади­востока от 15 сентября, что из Харбина прибыли семь гробов, которые и были преданы земле на русском кладбище, расположенном вне черты гор. Пекина. Погребенiе было совершено в полной тайне, и даже русская миссiя не была оповещена о нем. В четырех гробах поме­щены были тела расстрелянных Великих Князей Сергея Михайловича, Ивана и Иго­ря Константиновичей и Великой Княгини Елизаветы Феодоровны. В трех других гробах останки Их приближенных. Гробы эти были по приказанiю адмирала Колчака перевезены из Сибири. Во время послед­него большевицкого наступленiя их успе­ли увезти и доставить на китайскую тер­риторiю».

"По моей просьбе, — писал игумен Се­рафим, — атаман Семенов дал средства устроить в церкви под амвоном склеп, подобно тому, как в Вильне в Свято–Духовском монастыре, — с железными две­рями, куда и были поставлены все 8 гробов; ключи от склепа хранились у меня и самый склеп за моей печатью.

. Памятником забот атамана Г. М. Семе­нова об упокоенiи Алапаевских мучеников является опубликованный в свое время до­кумент — ответ Григорiя Михайловича на благодарственное письмо о. Серафима:

"Главнокомандующiй всеми Вооруженными силами Россiйской Восточной окраины

Мая 13 дня 1920г. г.Чита.

Уважаемый отец Серафим.

Письмо Ваше получил и с великою ра­достью и душевным облегченiем узнал, что, наконец. Господь Богъ помог Вам до­вести Ваше великое дело если не до кон­ца, то до безопасного пункта.

Прибывшiй из Пекина генерал–майор князь Тумбаир–Малиновскiй обо всем подробно меня осведомил, хотя я ни на минуту и прежде не сомневался, что Пре­освященный Иннокентiй, по долгу верно­подданнической преданности и Христiан­ской любви, окажет достойный прiем и великiй почет останкам Августейших Мучеников; пусть служит прiем в Пекине примером всем бывшим верным Царским слугам.

Для содействiя по всем нужным воп­росам и для присутствованiя от моего имени, в дальнейшем сопровожденiи, в Россiю, останков Августейших Мучени­ков я командирую вместе с сим в Пекин генерал–майора князя Тумбаир–Малиновского.

Прошу Вас помянуть меня в своих свя­тых молитвах.

Уважающiй Вас СЕМЕНОВ".

"Гробы, — писал современник, — были перевязаны крест на крест проволокою с приложенiем печатей Россiйской Духовной Миссiи, вложены в новые цинковые гробы и поставлены в церкви во имя Преподобного Серафима Саровского [...] На крышках гробов прикреплены метал­лическiе дощечки с именами почивших: "Елизавета", "Сергiй", "Iоанн", "Кон­стантин", "Игорь", "Владимир", "Варва­ра", "Феодор".

В 1920 году в Пекине в Русской типогра­фiи при Духовной миссiи вышли две книги о. Серафима: "Православный Царь–Му­ченик" и "Мученики христiанского дол­га" (об Алапаевских мучениках). В том же году в Харбине увидела свет книга, рас­сказывающая о цареубiйстве в Екатерин­бурге и членов Дома Романовых под Алапаевском.

Первыми, по свидетельству митрополи­та Пекинского Иннокентiя, интерес к Алапаевским мученикам проявили иностран­ные дипломаты: "После погребенiя оста­нков мучеников долгое время никто не выказывал никаких знаков вниманiя. Толь­ко несколько месяцев спустя на кладбище прибыл первый секретарь Англiйского по­сольства в сопровожденiи Россiйского посланника кн. Кудашева. Прибытiе ука­занных лиц было вызвано полученным из Лондона распоряженiем о перевезенiи тела Великой Княгини Елизаветы Феодоровны в Iерусалим, куда оно впослед­ствiи с телом ее послушницы Варвары и было перевезено.

Много позднее был получен через Французское посольство запрос из Белг­рада о том, в каком положенiи находятся останки Царственных мучеников и не без­опаснее ли будет перевезти их на фран­цузское кладбище. Мысль о перенесенiи гробов на французское кладбище была однако оставлена, так как французское кладбище находилось в таком же положе­нiи, что и русское миссiйское".

                                                         В Святую Землю.

Вскоре после прибытiя в Пекин тел Алапаевских мучеников о всех обстоятельст­вах их перевозки узнали брат и сестры Великой Княгини Елисаветы Феодоровны.

"Когда принцесса Викторiя Феодоровна, — писал игумен Серафим, — узнала о кончине своей Августейшей сестры Ве­ликой Княгини Елисаветы Феодоровны, то пожелала перевезти ее тело вместе с гро­бом послушницы Варвары в Iерусалим. Викторiя Феодоровна просила меня со­провождать гробы.

Принцесса Викторiя сообщала брату, Великому герцогу Гессен–Дармштадтскому Эрнсту–Людвигу 31 декабря 1920 г.: "Один хорошiй игумен Серафимо–Алексеевского монастыря Пермской епархiи, отец Серафим, сопровождает гробы в Iерусалим. Ему было поручено генера­лом Дитерихсом руководить их перенесе­нiем из собора в Алапаевске, где они находились до тех пор, пока Белая армiя не должна была эвакуироваться из этого района. И он уже не оставлял их с тех пор.

Они двинулись из Алапаевска в iюле 1919 года и после многих препятствiй достигли Пекина в апреле 1920 года. Действитель­но, преданный человек..."

Через восемь месяцев после времен­ного упокоенiя под сенью храма Китай­ских мучеников, благодаря хлопотам принцессы Викторiи, гробы Великой Княгини Елисаветы Феодоровны и инокини Варвары 17/30 ноября 1920 г. были от­правлены из Пекина в Тянцзин, откуда 18 ноября пароходом в Шанхай. После при­бытiя 21 ноября в Шанхай 2/15 декабря их отправили морем дальше. Все это вре­мя при мощах безотлучно пребывали игу­мен Серафим, послушники Максим Канунников и Серафим Гневашев, член следст­венной комиссiи А. П. Куликов.

"Повез тела, — рассказывал очевидец увоза мощей преподобномучениц из Пе­кина, — тот же игумен Серафим, который привез их в Пекин и который неотлучно при них оставался, ежедневно совершая заупокойные богослуженiя об умучен­ных. Вообще преданность этого вдохно­венного и благоговейного старца его по­койной духовной дочери и другим заму­ченным в Алапаевске была трогательна и поучительна. Я был в Пекине в тот день, когда отправляли оттуда в Тянцзин для по­грузки на пароход тела Великой Княгини и сестры Яковлевой. Нельзя было без слез смотреть, как прощался игумен Серафим с остававшимися в Пекине для дальнейше­го упокоенiя останками других замучен­ных и как молился он затем на вокзале, во время панихиды, перед самым отходом поезда, около поставленных на открытую платформу гробов, чтобы Бог дал ему возможность выполнить волю Великой Княгини и благополучно доставить Ее тело в Iерусалим. Даже на китайскую толпу эта сцена произвела сильнейшее впечатле­нiе".

13/26 января 1921 года пароход при­был в Порт–Саид. "Здесь есть греческая церковь, — сообщала на следующiй день брату принцесса Викторiя, — и гробы на ночь были оставлены там. Мы пошли в церковь. Задрапированные в черное, они только что были установлены в ма­ленькой боковой часовне. Там были: отец Серафим, монах, который ни разу не ос­тавил их еще с Алапаевска; греческiй свя­щенник и несколько русских людей. Было очень тихо и уединенно и спокойно в этой маленькой часовне. Только по одной свече горело у изголовья каждого гроба. Каза­лось таким странным идти при лунном све­те в этом отдаленном городе, через пус­тые улицы; идти и встретить все, что ос­талось от нашей дорогой Эллы [...] На­ружные гробы сделаны из дерева — ки­тайского тика, с медной окантовкой, и большой медный православный крест на них, и наверху — в голове Эллы укреплена в простой тиковой рамке ее хорошая фо­тографiя в одеянiи сестры, и медная ко­рона над ней. Гроб Вари — без портрета, но такой же, только меньше. Если ты по­мнишь, она была маленькой. [...] Этим утром гробы будут отправлены опять то­варным поездом в спецiальном вагоне, который будет переправлен паромом че­рез канал. [...] Монах и его два послуш­ника едут в вагоне. По прибытiи нас встре­тят катафалки и духовенство, и после ко­роткой службы мы должны будем поехать через город к русской церкви св. Марiи Магдалины, которая расположена возле Гефсиманского сада, около 4 километров от станцiи. Патрiарх и церковные власти предложили, чтобы гробы были поставле­ны в церковь на несколько дней и что я должна решить на месте — где их потом лучше установить. Будет большое бого­служенiе, когда их будут переносить из храма туда. Я надеюсь, что найду там склеп под церковью, где они могут ос­таваться до тех пор, пока их можно будет повезти в Москву".

В Порт–Саиде, писал игумен Серафим, "нас встретили Их Высочества Принцесса Викторiя Феодоровна с супругом Прин­цем Людвигом Александровичем и доче­рью Принцессой Луизой. Отсюда в одном поезде прибыли в Iерусалим 15/28 ян­варя 1921 года.

На вокзале греческое, русское и араб­ское духовенство встретило гробы, отслу­жило панихиду, гробы поставили на авто­мобили, украшенные цветами, и двинулись по направленiю к Гефсиманiи. Их Высочества и духовенство на автомобилях ехали за гробами. На горе, при спуске из Iеру­салима в Гефсиманiю, крестным ходом встретили монахини с Елеона и Горней. Здесь была отслужена литiя, и гробы медленным темпом двигались на автомо­билях, а духовенство в облаченiях шло за крестным ходом. Затем на руках гробы внесли в церковь. Гроб Великой Княгини несли Принц и местные власти. Встреча была весьма трогательна: у монахинь и русских паломниц лились слезы из глаз. Когда гробы занесли в церковь св. Марiи Магдалины, то была отслужена панихида и сказано слово".

Местом упокоенiя была избрана крипта русской церкви Святой Марiи Магдалины в Гефсиманiи, с тех пор называемая рус­скими "Царской". Храм этот был воз­двигнут Императором Александром III в память Его матери Императрицы Марiи Александровны. На освященiе его в 1888 году сюда прiезжали Великiй Князь Сер­гiй Александрович с супругой Великой Княгиней Елизаветой Феодоровной. Те­перь, через 33 года (возраст Iисуса Хри­ста, когда Он был предан распятiю), она нашла здесь упокоенiе, прибыв в Святую Землю — по словам преподобномученицы, "нашу духовную родину".

На следующiй день, 16/29 января, в храме Св. Марiи Магдалины была от­служена Божественная литургiя и панихи­да. "В воскресенье 17/30 января, — писал о. Серафим, — Патрiархом Iерусалимским Дамiаном соборне была совер­шена Литургiя, за которой на великом  выходе Патрiарх прочитал разрешитель­ную молитву почившим, а после Литур­гiи — панихида. После панихиды гробы были перенесены в склеп, где Патрiархом была отслужена литiя".

В ногах гроба Великой Княгини поставили шкатулку, всюду сопровождавшую препо­добномученицу. В ней находился оторван­ный взрывом палец Великого Князя Сергiя Александровича и прядь волос Царственного Мученика Цесаревича Алексiя Нико­лаевича.

Описывая крипту, где нашли упокоенiе Преподобномученицы, принцесса Викто­рiя сообщала брату: "...Помещенiе под храмом [...] все белое, сухое и вполне хорошо проветриваемое. Я заказала крепкую дверь в комнату. Она покрыта темной матерiей, и несколько икон висит на ней снаружи, и лампада перед ними. Отец Серафим живет в своей комнате рядом и имеет ключ и, таким образом, он может туда входить и держать все там в порядке. Мне он очень нравится. Он такой преданный, и верный и энергич­ный".