Синодальный суд и Указ Синода.

       В работе Церковного суда при Московской Синодальной Конторе принимали участiе лучшiе представители Московской богословской школы: ректор МДА Владыка Феодор (Поздеевскiй), профессор М.Д. Муретов, архимандрит Арсенiй (Стадницкiй) и другiе ревнители торжества Истины.

       В  газете «Гроза» (от 31 мая 1914 г.) эти событiя описаны так:

       «Суд над афонскими монахами закончился тем, что прибывшiе в Москву шесть афонцев были спрошены Митрополитом Макарiем об их верованiи о Имени Божiемъ и признаны исповедающими святость Имени Господня согласно ученiю Святых Отцов Вселенской Церкви».

       По порученiю Святителя Макарiя (Невского), сразу после окончанiя суда Владыка Модест (Никитин) отправился в Петербург к остальным афонским монахам, чтобы объявить им о единогласном оправдательном решенiи церковного суда в пользу имяславiя и о том, «что трех архiепископов, восставших против Имени Божiя, нельзя отождествлять со Святейшим Правительствующим Синодом!»

       Только по результатам богословской экспертизы Церковного суда появилась возможность принятiя законного синодального решенiя. Посему вскоре и появился Указ Святейшего Синода от 24 мая 1914 года за № 4136, в котором констатировалось, что согласно решенiю Церковного суда исповеданiе имяславцев является абсолютно православным:

       «Московская Синодальная Контора нашла, что в «исповеданiях веры во Имя Божiе», поступивших от названных иноков… содержатся данные к заключенiю, что в них нет основанiя к отступленiю ради ученiя об Именах Божiих от Православной Церкви».

     Совершенно очевидно, что если бы разбирательство по существу этого богословского вопроса состоялось на год раньше, то названным выше архiереям не удалось бы учинить погрома в Афонских обителях. Так называемая «Афонская смута», а точнее, избiенiе русских монахов, молящихся о Царе, была очередным этапом мирового масонства против влiянiя Русского Самодержавiя в этом регiоне.

      Ставленники нераскаянного имяборца архiепископа Антонiя (Храповицкого) на Афоне, дейст­вуя через находящихся в Солуни масонов (консула Гирсу и ви­це–консула Щербину), добились полного запрещенiя для поддан­ных Русского Царя пребывать на Афоне. И до сего времени рус­ским монахам не дозволяется подвизаться в русских же мона­стырях на Афоне без принятiя греческого гражданства.

Решенiе на Поместном Соборе.

       Несмотря на то, что Церковный суд признал исповеданiе имяславцев совершенно православным, что и отражено в Указе Синода от 24 мая 1914 года, эти важнейшiе факты умышленно замалчиваются до сих пор. Единственным объяс­ненiем тому, что эти важнейшiе документы, восстанавливающiе в Церкви мир, так и не были опубли­кованы в церковных изданiях, яв­ляется тот факт, что вся церковная печать подчинялась в то время имяборцу архiепископу Никону (Рождественскому). Поэтому и се­годня есть люди, наивно думаю­щiе, что Посланiе от 18 мая 1913 года, сочиненное от имени Синода двумя владыками, и было послед­ним словом русских iерархов.

       Некоторые противники имяславiя не успокоились и игнорирова­ли все позднейшiе законные ре­шенiя Россiйской Церкви по это­му вопросу, продолжая обвинять имяславцев в ереси и препятство­вать их служенiю. По этой причи­не Митрополит Макарiй в августе 1914 года по согласованiю с Обер–Прокурором Саблером разо­слал документ с разрешенiем слу­женiя оправданных афонцев и донес ему об этом телеграммой.

       Для того, чтобы окончательно решить возникшую проблему, необходим догмат о природе Имени Божiя, принятый собором Церкви. Оправданные афонцы в Заявленiи Митрополиту Макарiю Московскому писали: «С искренней любовью припадая к стопам Вашего Высокопреосвященства, мы приносим глубочайшую благодарность за то, что Вы, Владыко Святый, совместно с подведомственными Вам iерархами… сняли с нас несправедливо возведенное на нас тяжелое обвиненiе в ереси… Относительно же Имени Божiя и Имени Iисуса Христа мы, согласно ученiю Святых Отец, ис­поведали и исповедуем Божество и Божественную Силу Имени Гос­пода, но сiе ученiе не возводим на степень догмата, ибо оно соборне еще не формулировано и догматизировано, но ожидаем, что на предстоящем Соборе будет формулировано и догматизирова­но..."

       И действительно, недостаточно было снять клевету с молящихся иноков; нужен был догмат и собор­ное осужденiе имяборчества как богохульной ереси.

       Наконец–то этот вопрос был выдвинут на обсужденiе Помест­ного Собора 1917 года, который поручил особой комиссiи провес­ти всю богословскую подготови­тельную работу. Эта Соборная ко­миссiя в результате глубокого и тщательного исследованiя темы пришла к выводам и решенiям, которые (после отчетного докла­да) должны были быть утвержде­ны Собором. Но заслушивать и ут­верждать доклад по итогам деятельности комиссiи было некому, так как делегаты Собора из–за об­стрела Москвы большевиками в 1918 году попросту разбежались.

       Надо заметить, что председа­тельствовал в комиссiи лучшiй (того времени) знаток богословiя, получившiй высокую ученую сте­пень за труд о природе ветхоза­ветных Божественныхъ имен, архiепископ Феофан Полтавскiй (Быстров), который никогда не скры­вал своих имяславческих убежде­нiй. Одна из последних его работ (подготовляемая к изданiю) по­священа богословскому обоснова­нiю имяславiя как традицiи исключительно святоотеческой.

       По решенiю революцiонного "правительства" и признавших его архипастырей Митрополит Ма­карiй  Московскiй из–за своих твердых монархических убежде­нiй (вместе с дюжиной иных достойнейших iерархов) вовсе не был допущен к участiю в Поместном Соборе. Как только старец–митрополит прибыл на открытiе Собора, так сразу его «развернули и отправили» с примененiем физической силы. С этой демократической акцiи, то есть с удаленiя святого, и началось сiе меропрiятiе. Надо ли после этого удивляться тому, что исторiя Церкви не знает ни одного настолько бесплодного Церковного Собора подобного этому!

Охранитель Царского Престола.

   Владыка Макарiй не только почитал царя и Царскую власть, но также обличал и указывал Его врагов, называя их врагами Православiя. Святитель предвидел скрытую цель либерально–демократической Государственной Думы – уничтоженiе Самодержавiя на Руси. Думцы, а ведь среди них было не мало духовенства и даже высшего, были главными и притом легальными разрушителями Церкви и Родины, так как открыто выступали и против Помазанника Божiя и всех тех, кто оказывал ему поддержку.  

    Митрополит Макарiй удерживал православный народ от разделенiя, постоянно разъясняя, что Господь дает единенiе только вокруг Царского Престола, ограждающего мечем вещественным Святую Церковь. Владыка Макарiй оказался главным врагом грядущих узурпаторов Царской власти. Он стоял на их пути перед троном Государя – Кормчего святой Церкви (Исх.49; 23), не допуская их к беззаконному управленiю Церковным Кораблем и охраняя от них Царскiй Престол Давидов духовным мечем, «который есть Слово Божiе» (Еф. 6; 17). Сибирскiй Столп Православiя, поистине став Всероссiйским, принял на себя всю горечь и тяжесть оплеванiй и клеветы, которая была обрушена на его седую святительскую голову после февральской революцiи.

      Владыка Макарiй был непреклонен в вопросе власти: «Царская власть дарована нам Господомъ, – говорил он. – Для русского народа Богъ на небе, царь на земле. Это означало то, что как на небе один Богъ, один Вседержитель, одна власть, никому не подчиненная, никому не дающая отчета, всем управляющая, так и на земле одна власть – Царская, она источник всякой власти в государстве».

      Старец–Митрополит непрестанно умолял не поддаваться  соблазнительным призывам против Царя, пророчески предупреждая о тех тяжелых последствiях, которые неизбежны при потере Самодержца.

Господи, иду за Тобой!

       И до сего времени многим рус­ским людям непонятен духовный подвиг нашего Государя Николая Второго – сама добровольность Его отреченiя, страданiй и смер­ти. Подвиг Его им не понятен и не прiемлем потому, что им чужда и противна евангельская мораль и небесная логика. Но тем немно­гим, кто ищет во всем и всегда только славы Божiей, Господь от­крывает истинный смысл и насто­ящих и грядущих событiй.

       "Говорит Бог: излiю от Духа Моего на всякую плоть... и старцы ваши сновиденiями вразумляемы будут" (Деян. 2;17).

       Вскоре после февральской ре­волюцiи 1917 года митрополиту Макарiю, беззаконно удаленному с Московской кафедры "времен­ным правительством", было чуд­ное сонное виденiе, которое и поныне вразумляет всех ищущих вразумленiя свыше:

       "Вижу я поле. По тропинке идет Спаситель. Я за Ним и все твержу:

        – Господи, иду за Тобой! А Он, оборачиваясь ко мне, все отвечает:

        – Иди за Мной!

       Наконец подошли мы к громад­ной арке, разукрашенной цвета­ми. На пороге арки Спаситель обернулся ко мне и вновь сказал:

        – Иди за Мной!

       И вошел в чудный сад, а я ос­тался на пороге и проснулся.

        Заснувши вскоре, я вижу себя стоящим в той же арке, а за нею со Спасителем стоит Государь Ни­колай Александрович. Спаситель говорит Государю:

      – Видишь в Моих руках две ча­ши: вот эта горькая для твоего народа, а другая сладкая для те­бя.

       Государь падает на колени и долго молит Господа дать ему вы­пить горькую чашу вместо его на­рода. Господь долго не соглашал­ся, а Государь все неотступно мо­лил. Тогда Спаситель вынул из горькой чаши большой раскален­ный уголь и положил его Государю на ладонь. Государь начал пере­кладывать уголь с ладони на ладонь и в то же время телом стал просветляться, пока не стал весь пресветлый, как светлый дух.

       На этом я опять проснулся.

       Заснув вторично, я вижу гро­мадное поле, покрытое цветами. Стоит среди поля Государь, окру­женный множеством народа, и своими руками раздает ему ман­ну. Незримый голос в это время говорит: "Государь взял вину рус­ского народа на себя, и русскiй народ прощен!" (9, 147–148).

От смерти к жизни.

       О чем же таком важном и не­обходимом поведал Господь вла­дыке Макарiю (а через него и всем) в этом чудесном виденiи?

       Господь ясно показал всем, что в Его руках – две чаши. Одна, горькая, – для Русского народа, согрешившего изменой против своего Царя. А другая, сладкая, – для Царя, не согрешившего про­тив своего народа. Русскiй народ как соборное тело, предательски сам усекнув свою главу – Царя, сразу вкусил духовную смерть, неизбежно ведущую к постепен­ному разложенiю народного ор­ганизма.

       Из любви к своему народу Госу­дарь Николай Второй молитвенно просил Господа переложить на не­го наказанiе, заслуженное его народом. Но справедливый Гос­подь так и не дал Царю выпить горькую чашу вместо народа.

       Сам Спаситель мiра возложил на Государя иной крест: Господь призвал его совершить подобiе Своего славного Искупительного подвига, для чего и возложил ему на ладонь раскаленный уголь. Этот библейскiй символ означает Тело Божественного Искупителя, через причащенiе Которым про­исходит благодатное очищенiе, попаленiе греховной скверны. В молитвах Последованiя ко Свято­му Причащенiю говорится: "Сло­ве Божiй и Боже, угль Тела Твое­го да будет мне помраченному в просвещенiе и очищенiе" (Песн. 5), "да будет ми угль пресвятаго Твоего Тела... во освященiе и просвещенiе" (мол.    И. Злат. 2–я). Добровольно вступив на путь, указанный Спасителем, Госу­дарь Николай Александрович через страданiя постепенно просветлялся, приготовлялся к смер­ти, которой он и искупил, прiоб­рел свой народ – Безкровной Жертве подобно.

       В конце виденiя Господь пока­зал духовное воскрешенiе наро­да святым Царем Николаем Вто­рым силою Божественной благо­дати, преподанiе которой под ви­дом манны Государь и осуществ­ляет по своей христоподражательной искупительной заслуге.

       И в завершенiе виденiя не­зримый голос пояснил, что Рус­скiй народ именно потому полу­чил от Бога прощенiе греха изме­ны своему Царю, что Государь сам по воле Бога взял смертный грех своего народа на себя! А от­сюда яснее ясного, что Русскiй народ непременно перейдет от соборной смерти к соборной жизни, как только соборно про­славит искупителя своего греха – святого Царя Николая Второго – нашу Русскую пасху чистительную! "Говорит Бог: излiю от Духа Моего на всякую плоть... и старцы ваши сновиденiями вразумляемы будут" (Деян. 2;17). ((Газета «Жизнь Вечная» № 28, январь 1997 г.).   

Гоненiя от лжебратiи.

       После беззаконного низложе­нiя со столичной кафедры святи­тель Макарiй отправился было на поселенiе в Свято–Троицкую Сергiеву Лавру, но революцiонное "правительство", испугавшись возможности    использованiя Лаврской типографiи знамени­тым проповедником, приняло ре­шенiе о его заточенiи в подмос­ковном Николо–Угрешском мона­стыре, где святой владыка впос­ледствiи и окончил свое земное служенiе.

       "По церковно–каноническим правилам насильственное лише­нiе епископа своей кафедры яв­ляется недействительным, хотя бы оно произошло "при рукописа­нiи" изгоняемого. И это понятно: всякая бумага имеет формальное значенiе, написанное под угро­зой не имеет никакой цены, – пи­сал в своих "Воспоминанiях" епископ Арсенiй. – Насилiе оста­ется насилiем" (10, 202–203).

       "Я лишен управленiя Москов­ской митрополiей без суда и дос­таточных основанiй, – говорится в письменном обращенiи митро­полита Макарiя к патрiарху Тихо­ну (Белавину), – в отношенiи ме­ня, как Московского митрополи­та, всепочтительнейше прошу Вас, Ваше Святейшество, пред­ложить Высшему Церковному Уп­равленiю войти в сужденiе о восстановленiи нарушенных мо­их прав" (10, 203).

        Старец–святитель считал, что каноническiе нарушенiя, допущенные по отношенiю к нему как Московскому архипастырю, прежде всего оскорбительны для всей Русской Церкви, и поэтому добивался их ликвидацiи. Считая себя законным Московским митрополитом, он огорчался всяким новым назначенiем на Москов­скую кафедру.

       "Слышу – продолжают неза­конное дело: назначили без мое­го согласiя Московским митропо­литом Евсевiя, архiепископа Владивостокского, – говорил ми­трополит Макарiй в мае 1920 го­да, – узнал я об этом и поскорбел.

       Так и хочется сказать: "Брат, не по праву ты сел на мою кафедру, неужели сего не чувствуешь?" (10, 206).

        Уже первые христiане бывали "в опасностях между лжебратiями" ( 2 Кор. 11; 26). "А вкравшим­ся лжебратiям, – писал в Посла­нiи к Галатам Апостол Павел, – мы ни на час не уступили и не по­корились, дабы истина благовествованiя сохранилась у вас" (2;4). Ради проповеданiя Евангельско­го ученiя о законной власти, не искаженного царскими изменни­ками, не уступил им и Апостол Ал­тая – святитель Макарiй Москов­скiй.

Вера творит чудеса.

       Как возможно объяснить тот факт, что митрополит Макарiй Московскiй, митрополит Питирим Петроградскiй, писатель Сергей Нилус и другiе христiане, оставшiеся в Россiи и до конца сохранившiе верность и Господу и Его Помазаннику, почили есте­ственной смертью; а многочис­ленные революцiонеры и в рясах и из числа мiрян, напротив, по­гибли насильственной смертью, хотя и поклонились "благоверно­му" масонскому "правительству", молясь о сохраненiи новой "вла­сти"?

       На любой вопрос  дает ответ Слово Божiе: «Кто будет единомыслен с ними, тех подвергнут они посмеянiю, поношенiю и попранiю. (…)   Слушайте, возлюб­ленные Мои, говорит Господь: вот перед вами дни скорби, и от них Я избавлю вас. Не бойтесь и не сомневайтесь, ибо вождь ваш – Богъ" (3 Езд. 16; 70, 75–76)!

       "Много книг нужно было бы написать, чтобы хотя вкратце очертить облик почившего пра­ведника, являвшего примером своей жизни, особенно в послед­нiе годы борьбы с большевика­ми, такую изумительную веру во всемогущество Божiе, какая обезоруживала сатанистов, со­вершавших неоднократные напа­денiя на монастырь с целью убить митрополита и всякiй раз отгоняемых невидимою силою Божiей, – писал князь Н.Д. Жевахов. – Кто знает, что несколько разбойников, коим удалось про­никнуть в монастырь и даже при­близиться к дверям келiй правед­ного старца, мгновенно ослепли и затем на коленях и со слезами вымаливали прощенiе, ссылаясь на то, что действовали по прину­жденiю, а не по доброй воле, что в другой раз густое облако окута­ло целую роту красноармейцев, приближавшихся к Николо–Угрешскому монастырю с целью убить митрополита, и они сбились с пути и, проблуждав до поздней ночи, вернулись обратно в Моск­ву, не выполнив заданного пору­ченiя...

       И точно, почившiй митрополит Макарiй был одним из немногих iерархов, знавших, что Господь сильнее большевиков, и остав­шихся верными Господу и своей вере в силу Божiю. И эта вера творила чудеса, пред которыми смирялись и не могли не смирять­ся слуги дiавола" (11, 267).

       Воистину, заточенiе для про­поведника – подобно смерти! Но сiе святое семя, им посеянное, не погибло и, веруем, принесет в свое время плод мног! Ведь свя­титель Макарiй (Невскiй) душу свою положил за правую Веру, за­конного Царя и родное Отечест­во!

       Вскоре после Великой Отечест­венной войны патрiарх Алексiй (Симанскiй) благословил перене­сти останки митрополита Макарiя из подмосковного села Ко­тельники в Свято–Троицкую Сергiеву Лавру для перезахороненiя их в крипте Успенского собора. Патрiарх, почитавшiй сего угод­ника Божiя, завещал похоронить себя рядом со святым старцем.

        В апреле 1957 года в Котель­ники прибыла Комиссiя из Мос­ковской Патрiархiи с участiем военных властей, которая вскры­ла склеп с гробом владыки Макарiя. И тогда обнаружилось чудо: тело владыки осталось нетлен­ным! Его перевезли в храм Русских Святых, находящiйся под Ус­пенским собором Лавры. Тело пе­реложили в новый гроб, так как старый истлел, и сооружена гроб­ница с мраморной плитой, где святые мощи нашего Всероссiй­ского Апостола находятся и по сей день.

Составил К.В.П.

Из другого источника:

Миротворец в Афонских спорах Митрополит Макарiй Московскiй (Невскiй)

«Считая послушанiе самым могучим средством к прiобретенiю любви, Владыка Макарiй допускал возможность неподчиненiя начальству в том случае, когда действiя начальства противоречили совести, веленiя которой для старца были высоким критерiем. «Живи так. чтобы совесть была чиста и не упрекала ни в чем. Против совести ничего не делай, ее спрашивай, она — судья наш неподкупный», — часто повторял Владыка»[1]. Совесть Владыки, одного из старейших iерархов Русской Церкви, не могла одобрить тех грубых действiй, которые были допущены как на Старом, так и на Новом Афоне против имяславцев, представителей аскетически–богословского теченiя, оформившегося в начале века (1908), основанiем для коего послужила книга старца–подвижника, схимонаха Иларiона «На горах Кавказа».

Характер этой книги — аскетическiй и отнюдь не богословскiй, это — личный духовный опыт монаха, его созерцательное молитвенное состоянiе. По своему духу книга близка к «Откровенным рассказам странника духовному своему отцу»[2], посвящена Iисусовой молитве и передает опыт ее стяжанiя в сердце.

Вокруг книги на Афоне возникли споры, монахи разделились на почитающих Имя Божiе как Самого Бога, «имяславцев», и отрицающих божественное достоинство Имени Божiя — «имяборцев». Спор перешел в Россiю, в него оказались вовлечены не только церковная общественность, но и православные iерархи, греческiе и русскiе богословы, философы. Афонскiй спор явился серьезным потрясенiем для Церкви, вскрыл ее внутреннiе раны и имел тяжелые последствiя, в некоторых случаях трагическiе. Синодское Посланiе об «Афонской смуте» от 18 мая 1913 года не внесло мира и не прекратило возникшую распрю о почитанiи Имени Божiя, взаимоотношенiя спорящих сторон лишь ожесточились, так как в самом Посланiи также наличествовали выраженiя неточные, смущающiе. (Это сказано слишком слабо – еретические и отступнические.-ред)

Митрополит Макарiй, по мере сил и возможностей данной ему Богомъ архiерейской власти, старался смягчить и исправить допущенные с обеих сторон нарушенiя и крайности и покрыть любовiю произошедшiе разделенiя, возникшiе в результате споров о природе Имени Божiя среди монахов Афонской горы. (В повествованиях о московском суде над имяславцами, нигде не сказано о «крайностях» в веровании последних. Эти «крайности» выдумали и приписала имяславцам сами синодалы-имяборцы.-Сост.).

Для того чтобы понять отношенiе Митрополита Макарiя к Афонскому вопросу, мы должны изложить хотя бы вкратце его исторiю, отсылая желающих ознакомиться более подробно к имеющейся литературе [3].

Возглавляя Московскую Митрополiю в 1912—1917 гг., Святитель оказался в самом центре Афонских споров. Владыка никого не осуждал, ни архiепископа Антонiя (Храповицкого), выступавшего с непримиримых позицiй в отношенiи к имяславцам, ни греческих богословов, подвергших спешному разбору столь важный богословскiй вопрос об Имени Божiемъ, ни Патрiарха Константинопольского, поспешившего объявить «еретиками» афонских монахов–имяславцев; Владыка Макарiй осторожно и бережно отнесся к делу великой важности и постарался положить конец розни, затянувшейся из–за смутного времени и, отложив окончательное решенiе церковного ученiя об Имени Божiемъ до времени Соборного обсужденiя, внес мир и восстановил справедливость. (Относительно, а не реально.-Ред.)

Святейшiй Синод, в лице Высшего Церковного Управленiя, запросил письменно старца схiигумена Германа, настоятеля Зосимовой пустыни[4], дать свое сужденiе об Афонских спорах об Имени Iисусовомъ, на что старец отвечал: «Молитва Iисусова есть дело сокровенное, а потому возникшiе разногласiя следовало бы покрыть любовью»[5], — что и выполнил на деле, по веленiю своей совести и по послушанiю, Митрополит Макарiй, под председательством которого состоялся суд Московской Духовной Консисторiи, вынесшiй имяславцам оправдательный приговор. (без асякаго указания на «крайности» в исповедании имяславцев, но всецело оправдав его, как святоотеческое.-Ред.).

Что же послужило причиной печального разбирательства?

«В 1878[6] году со Святой Горы Афон из русского Пантелеимонова монастыря отправилось несколько монахов во главе с о. Iероном с целью основать на Кавказе новый монастырь, который перенес бы в пределы Россiйскiе афонское подвижничество. Этот монастырь получил названiе Симоно–Канонитского Пантелеимонова монастыря, а место, где он был основан, стали называть Новым Афоном, Одним из основателей этого монастыря стал схимонах о. Иларiон, прибывшiй на Кавказ с Афонской горы в числе братiи о. Iерона. Последнiе десятилетiя своей жизни о. Иларiон провел в пустынножительстве, всецело занимаясь деланiем умной молитвы Iисусовой. Плодом его подвижничества явилась написанная им книга «На горах Кавказа», которая вызвала большой интерес и неоднократно переиздавалась: напечатанная в 1907 г., она вышла вторым изданiем в 1910 г. и затем в третiй раз в Кiево–Печерской Лавре тиражом в 10 тысяч экземпляров в 1912 году.

В 1908 г. труд схимонаха Иларiона попадает на Афон. Первоначально книга, в которой содержалось ученiе об Iисусовой молитве, пронизанное святоотеческим Духомъ, хорошо знакомым афонским монахам, была встречена на Афоне очень хорошо. Однако через некоторое время в русском Пантелеимоновом монастыре нашлись ее противники»[7] .

Духовник Пантелеимонова монастыря о. Агафодор обратился к иноку Ильинского скита Хрисанфу с просьбой написать отзыв о книге.

Рецензент, не потрудившись обстоятельно познакомиться со святоотеческим преданiем по этому вопросу и не изучив глубоко сам труд, необоснованно приписал о. Иларiону утвержденiе, что Имя Божiе творит чудеса независимо от Бога, что не утверждалось ни Самимъ о. Иларiоном, ни его последователями.

Таким образом, рецензiя инока Хрисанфа была взята за основу противниками имяславцев. Старец–схимник монастыря о. Мартинiан отверг статью инока Хрисанфа и не благословил распространять. Тем не менее, о. Агафодор напечатал ее, по благословенiю Владыки Волынского Антонiя (Храповицкого), в журнале «Русскiй Инок» (1912 г.). На Афоне, в Фиваидском скиту, начались первые разделенiя в связи с почитанiем Имени Божiя.

Iеромонах Алексiй (Киреевскiй) стал утверждать, что Имя Iисусъ, произносимое в Iисусовой молитве, есть такое же простое человеческое имя, как и все другiе человеческiе имена. Братiя скита сочли о. Алексiя еретиком, но некоторые иноки поддержали его. Так началось трагическое разделенiе мненiя на Святой Горе Афон по вопросу об Имени Божiемъ.

«В 1912 г. одним из защитников имяславцев становится о. Антонiй Булатович. Ему предстояло стать духовно во главе всего движенiя имяславцев. Интересна судьба этого человека. В прошлом он — боевой офицер и путешественник, исследователь Африки. Перед своим отъездом на Святую гору Афон он, тогда еще <...> простой послушник, получил в благословенiе от своего духовника — благодатного молитвенника, всероссiйского пастыря о. Iоанна Кронштадтского — его книгу «Мысли христiанина». Отец Iоанн, вручая ему эту книгу, напутствовал его словами: «Вот тебе в руководство». Сказал о. Iоанн несколько прозорливых слов и об имяборчестве, но каких именно, этого о. Антонiй не сообщает. Действительно, книга, подаренная о. Iоанном Кронштадтским, сыграла впоследствiи, в решающiй момент духовной жизни о. Антонiя, огромную роль»[8].

В 1909 году о. Iероним, игумен Андреевского скита, к которому принадлежал о. Антонiй, получив от о. Агафодора из Пантелеимонова монастыря книгу «На горах Кавказа», поручил о. Антонiю дать письменный отзыв о ней. Вот что рассказывает о дальнейших событiях сам о. Антонiй:

«Я во исполненiе долга послушанiя взял книгу, поклонился и пошел домой, где стал читать ее. Дойдя до утвержденiя о, Иларiона, что сущность и действенность молитвы Iисусовой зиждется на силе призываемого Имени Господа Iисуса Христа, к которому молящiйся должен относиться как к Самому Господу Iисусу и которое есть Самъ Онъ, Господь Iисусъ Христосъ, я соблазнился этими словами, и мне они показались неправильными. Но, читая дальше, я увидел с удовольствiем прекрасно изложенное святоотеческое ученiе о молитве Iисусовой. Так как игумен приказал мне письменно изложить сужденiе об этой книге, то я решился. во–первых, написать письмо о. Иларiону, в котором протестовал против этого выраженiя: «Имя Господа Iисуса Христа — Сам Господь Iисусъ Христосъ», — ибо для моего, тоже несколько отравленного рацiонализмом ума и тоже оскудевшего страха и благоговенiя к слову и к Имени Божiю соблазнительным показалось, каким образом то Имя, Которое произносится моими устами, мыслится моей мыслiю, может быть Самимъ Богомъ. «Не есть ли такое утвержденiе о. Иларiона обожествленiе твари?» — подумалось мне. Эти мысли я высказал в моем письме к о. Иларiону и положил письмо под образами с намеренiем отнести его к игумену, а затем послать по первой почте о. Иларiону. Но когда я написал это письмо, то на меня навалилась какая–то особенная сердечная тягость и какая–то безконечная пустота, хладность и темнота овладели сердцем. Чувствовалось оставленiе благодатiю Божiей: молитва сделалась бездейственной, богослуженiе не доставляло утешенiя. Я страдал, но причины этого страданiя не понимал и не подозревал того, что виной сему было отрицанiе мною Божества Имени Господня. Очевидно, что и мне предстояло бесповоротно отступить от Имени Господня, подобно тому. как отступили Хрисанф, Алексiй, Феофан и другiе интеллигенты и полуинтеллигентны на Афоне и в Россiи, если бы не спасла меня молитва моего незабвенного духовного отца Iоанна Кронштадтского...

Итак, страдая Духомъ и не находя себе места, я как–то случайно остановил свой взор на книге о. Iоанна «Мысли христiанина», взял ее в руки и, машинально открыв, увидал перед глазами своими следующiе слова: «Когда ты про себя в сердце говоришь или произносишь Имя Божiе, Господа или Пресвятой Троицы, или Господа Саваофа, или Господа Iисуса Христа, то в этом Имени ты имеешь все существо Господа: в нем Его благость бесконечная, премудрость беспредельная, свет неприступный, всемогущество, неизменяемость. Со страхом Божiимъ, с верою и любовiю прикасайся мыслями и сердцем к этому всезиждущему, всесодержащему, всеуправляющему Имени. Вот почему строго запрещает заповедь Божiя употреблять Имя Божiе всуе, потому что Имя Его есть Онъ Самъ — Единый Богъ в Трехъ Лицахъ, простое существо, в едином Слове изображающее и в то же время не заключаемое, то есть не ограничиваемое им и ничем сущим».

«Великiе Имена: Пресвятая Троица или Отецъ, Сынъ и Святой Духъ, призванные с живою, сердечною верою и благоговенiем, или воображенные в душе суть Самъ Богъ и низводят в нашу душу Самого Бога в Трехъ Лицахъ».

Я изумился, перекрестился и, возблагодарив Бога за вразумленiе, немедленно же разорвал мое письмо к о. Иларiону, сжег его и тут же отнялась от меня та безутешная тяга сердечная, которая меня так обременила после написанiя письма, и я снова пришел в свое прежнее духовное устроенiе. Книгу я отнес к отцу игумену со словами, что худого в ней ничего не нашел, что ученiе о молитве Iисусовой изложено в ней прекрасно, весьма легко и удобочтимо <...> и что книга весьма духовная и написана в духе святых отцов»[9].

«В январе 1912 года к о. Антонiю обратились иноки Фиваидского скита. Они жаловались на притесненiя их со стороны имяборчествующего начальства, которое вынудило многих скитян покинуть Афон и уехать на Кавказ. До этого о. Антонiй не был хорошо осведомлен о событiях, разворачивающихся в скиту, но кое–что, очевидно, слышал. Из беседы со скитянами ему стало совершенно ясно, что обвиненiя имяславцев в том, что они обоживают тварное имя «Iисусъ», что подменяют им Бога и ему отдельно от Бога поклоняются, — все это является чистейшей клеветой. Отец Антонiй счел своим долгом выступить в их защиту. С этого момента начинается его литературная деятельность, обличающая имяборцев и прославляющая Божiе Имя.

Отец Антонiй пишет несколько статей и посылает их с благословенiя игумена Андреевского скита о. Iеронима в печать. В своей работе он объясняет выраженiе «Имя Божiе — Самъ Богъ» в том же смысле, в каком о. Iоанн Кронштадтскiй, то есть в смысле «присутствiя Бога в Имени Своем». <...>

Архiепископ Антонiй (Храповицкiй), имевшiй тогда огромное влiянiе в Синоде и многими считавшiйся главным кандидатом в Патрiархи, с самого начала занял резко отрицательную позицiю по отношенiю к имяславiю. Причиной этого была, очевидно, не только клевета, сообщавшаяся ему о. Алексiем Киреевским и другими имяборцами. Ведь при желанiи в этом нетрудно было разобраться. [«По свидетельству Митрополита Венiамина (Федченкова), архiепископ Антонiй выступил против почитателей Имени Божiя, не читая их сочиненiй, но, впрочем, в соответствiи со своими богословскими взглядами: «Наконец, упомяну об одном печальном факте. Известный Митрополит Антонiй (Храповицкiй), бывшiй самым ярым противником афонских «имебожников», — оказалось, сам не читал нашумевшей книги, в коей высказывалось это выраженiе об Имени Богъ, «На горах Кавказа», — и с коей собственно и началось противное теченiе. Однажды, когда Митрополит Антонiй был уже Митрополитом Кiевским, с ним на обеде начала разговор Елизавета Феодоровна: почему он так сильно восстал против этой книги; а она была издана на ее средства и после одобренiя сведущими лицами. Митрополит Антонiй, к великому удивленiю и тяжкому смущенiю Елизаветы Феодоровны, ответил ей, что он сам–то не читал этой книги, а ему докладывал миссiонер! <...> Митрополит Антонiй (Храповицкiй) как главный противник этого ученiя известен был не только резкостью и легкомыслiем (его доклад в Синоде был недопустимым, невозможным, бранчливым), но и склонностью допускать в своих воззренiях и объясненiях человеческую мысль, так называемую «нравственно–психологическую» концепцiю. И нередко он переходил религiозные границы, увлекаемый оригинальностью своих домыслов. Таков он был в отношенiи вообще догматов: в особенности же — в ложном, человеческом истолкованiи искупленiя» (Имяславiе. В кн.: Митрополит Венiамин Федченков. Протоiерей Iоанн Сергiев. 1954. ркп. Флоренскiй П. А. М. 1990. Т. 2. С. 426.]

Отец Антонiй Булатович в надежде рассеять клевету и представить архiепискому Антонiю истинное исповеданiе имяславцев посылает ему в мае 1912 г. подробное письмо с разъясненiем того. как именно понимается имяславцами выраженiе о. Iоанна Кронштадтского «Имя Божiе есть Самъ Богъ» и с опроверженiем нелепых клеветнических обвиненiй против них. Он писал: «Считаем своим долгом во–первых сказать, что это выраженiе принадлежит не нам и не о. Иларiону, но принадлежит облагодатствованнейшему приснопамятному россiйскому пастырю о. Iоанну Кронштадтскому... Самъ Iисусъ Христосъ ощущается и созерцается умно–сердечным оком во Имени Своем. В этом смысле и говорил о. Iоанн Кронштадтскiй и о. Иларiон, и мы все, что Имя Божiе есть «Самъ Богъ». Но ни о. Iоанн Кронштадтскiй, ни кто–либо из нас не возводим Имени Божiя. т. е. букв и звуков по существу на степень Божества отдельно от Бога, как в том нас укоряет Алексей Киреевскiй и инок Хрисанф».

Однако письмо это имело следствiем лишь гнев архiепископа на дерзкого iеромонаха, осмелившегося противостоять ему в богословском вопросе.

Архiепископ Антонiй пишет и помещает в журнале «Русскiй Инок» за 1912 год статьи, в которых, по определенiю известного церковного писателя М. В. Новоселова, с развязанностью, иногда циничной, отзывается об имяславцах, «обвиняя их чуть ли не в свальном грехе и объявляя все вообще движенiе «гнилью и сумасбродной безсмыслицей впавших в прелесть мужиков». Что уж тут разбираться в аргументах защитников имяславцев!»<...>

Здесь уместно дополнить картину одним штрихом. По некоторым документам известно, какую неблаговидную роль сыграл примерно в то же самое время архiепископ Антонiй в кампанiи по обвиненiю Григорiя Ефимовича Распутина в «хлыстовстве». Можно предположить, что именно им была впервые разыграна «хлыстовская» [тема] в антидинастической игре.

С другой стороны, имеются свидетельства о том, что сам Распутин принимал живейшее участiе в защите имяславцев: ходатайствовал перед Митрополитом Макарiем Московским и Государем (водил расстриженных схимников–афонцев в штатском платье во Дворец и т. д.)[10] <...>

Деятельность архiепископа Антонiя и близких к нему, столь влiятельному в Россiи, других лиц привела к изданiю 18 мая [1913 г.] печально знаменитого Посланiя Синода Православной Россiйской Церкви. В основу посланiя Синода были положены три доклада: самого архiепископа Антонiя (Храповицкого), а также архiепископа Никона (Рождественского) Вологодского и преподавателя духовного училища С. В. Троицкого, поддержавших архiепископа Антонiя»[11].

«Посланiе Св. Синода, опубликованное в «Церковных Ведомостях» в 1913 г.[12] и получившее широкое распространенiе, несмотря на всю свою внутреннюю богословскую несостоятельность, оказало значительное влiянiе на исторiю имяславiя в Россiи и в послереволюцiонные годы.[13]