Впрочем, если для церковных иерархов представляется соблазнительным называть глаголы Божии «Самим Богом», то мы, конечно, можем заменить cиe именование «Божеством», ибо признаем «Бог» и «Божество» синонимами. Но во всяком случае непоколебимо исповедуем глаголы Божии и имена Божии Энергией Божества; а отметающих Божество сих глаголов почитаем под­павшими под клятву, коею осужден Варлаам.

Совершенно невозможно согласиться и с следующим мнением Синодального Послания: «Выражения: «имя Твое», «имя Господне» и подобн. на языке священных писателей (а за ними и у Отцев Церкви и в Церковных песнопениях, и молитвах) суть просто описательные выражения, подобные: «слава Господня», «очи, уши, руце Господни» или о человеке, - «душа моя». Было бы крайне ошибочно понимать все такие выражения буквально и приписывать Господу очи или уши или считать душу отдельно от человека. Также мало оснований и в первых выражениях видеть следы какого-то учения об Именах Божиих, обожествления Имен Божиих: они значат просто: «Ты» или «Господь». На эти слова Синодального Послания мы, во-первых, возразим, что все эти выражения: «очи, уши, руце Господни» и т. п. не иное что обозначают, как различные Энергии или деятельности Божества. Лице Божие – обозначает Имя Божие, Именем Божиим, как мы видели, именуется святыми отцами – Сын Божий. Что же касается до мест священных молитв и Писания, в которых говорится об Имени Божием, то Православная Церковь отнюдь не понимала сии места, как «описательные выражения», но понимала их дословно. Спрашивается: возможно ли употребление Богом иносказательных выражений в строго и точно изложенных заповедях Его? Господь говорит: «не призывай Имени Господа Бога твоего всуе» - разве возможно понимать сие иносказательно? Апостол говорит, что Господь дал заповедь: веровать во Имя Его, - сие разве возможно понимать описательно или иносказательно? Господь повелел всех крестить во Имя Его, сие разве мы принимаем как описательное выражение? Если сия заповедь есть описательное выражение то к чему же таинство крещения? К чему призывание над крещаемым Имени Отца и Сына и Святаго Духа?

Но вспомним Апостольскую проповедь: не в первой ли своей проповеди сказал Петр о том, что сбылось пророчество Иоиля, когда всяк, иже аще призовет Имя Господне, спасется, и вслед за этими словами повелел всем уверовавшим в его слова креститься во Имя Господа Iисуса? Спрашивается, разве «описательное выражение» было в устах Апостола и в пророчестве Иоиля Имя Господа Iисуса? – Конечно, нет, ибо все по глаголу апостольскому не иное что исполнили, но окунулись в воду с призыванием над ними Имени Iисуса Христа. Также и в про­рочестве пророк говорит: всяк, иже аще призовет Имя Господне, спасется. Но возможно ли понять сей текст иносказательно? Ведь «при­звать» устами возможно только — имя, а не самое существо, следовательно, пророк понимал спасительным самое призывание Имени Господня. Таковы же и многочисленные стихи псалтири, где явно свидетельствуется о том, что Писание обо­жествляло всегда Имя Господне, что ныне категорически не только отрицает Синодальное Послание, но от чего и предостерегает, как от страшной ереси, и угрожает нам за это и отлучением от Церкви, и проклятием Божиим.

7) Синодальное Послание обвиняет меня также в перетолковывании святоотеческих текстов и текстов Св. Писания, причем гласит следующее: «Весьма многие места Св. Писания перетолковы­ваются приверженцами новаго догмата совершенно произвольно. В прилагаемых докладах указаны примеры таких перетолковываний, здесь же до­статочно одного. В возражении на «Акт о исповедании» пантелеймоновцев приводятся слова Си­меона Нового Богослова; «Слова человеческие текучи и пусты, слово же Божие живо и дейст­венно». «Где же здесь речь об Имени Божием? – спросит кто либо». Весьма неудачный пример наших, якобы, перетолковываний выбрал составитель сего Синодального Послания: пусть прочтут Богословское Слово св. Симеона, из которого взяты сии слова, и несмотря на то, что оно в русском переводе весьма испорчено, однако, тем не менее, из него совершенно ясно видно, что идет речь именно об Именах Божиих, ибо перечисляются имена, как например: «Христос, Iисус, зерно горчишное, дверь, Сын», и вслед за этим перечислением, каждое из сих имен, прилагаемое к Богу, св. Си­меон именует «Светом». Затем, дабы кто не соблазнился, что он именует «Светом» и «Богом» не особенные какие-либо никому не прилагаемые имена, как, например, таинствен­ную тетраграмму, но именует Светом и Богом обыкновенные имена, прилагаемые и к твари: отец, сын, дверь, путь, Iисус, Христос, это св. Симеон Богослов и поясняет словами приводимого текста, что слова человеческие, прилагаемые к людям и к твари, не суть Бог и Свет, но текучи и пусты. Слово же Божие, т. е. подразумевается Божественное Откровение, открыв­шее людям Имена Божии обыкновенными сло­вами человеческими, есть Свет и Бог, равно и выражаемые сим Откровением Истины суть Бог. Но что же иное сими словами говорит Св. Симеон, как не то же самое, что и мы говорим, что Истина, выражаемая Именем Божиим, есть живая деятельность Божества и Сам Бог?

• этого места Синодальнаго доклада явно обнаруживается малое знакомств»о составителя Синодальнаго Послания с моей книгой «Апология», которая в сем послании осуждается. Если бы составитель Синодального Послания прочел бы мою Апологию от начала до конца, то, вероятно, он бы заметил, что цитируемое им место, имеется не только в «Акте о исповедании пантелеймоновцев», но и в моей Апологии. Очевидно, не дал себе труда составитель Синодаль­ного Послания прочитать и то богословское слово Св. Симеона, которое, по мнению составителя Синодального Послания, мы перетолковали, ибо если бы он дал себе труд прочитать cиe слово, то он никогда не выбрал бы столь неудачный пример для обличения нас в перетолковывании. В приложении к сей жалобе привожу разбор сей главы 62-ой Св. Симеона, сделанный братиями имяславцами, в коем сличается русский перевод сей главы с греческим текстом. Статья эта именуется: «Корни Имяборчества».

8) Синодальное Послание находит неправильным мнение, высказанное в Апологии, будто Именем Божиим освящается и Св. Икона, и Крест. Но cиe писано в греческой Кормчей в предисловии к канонам 6-го Вселенского Собора. Освящением Иконы почитается, согласно греческой Кормчей, надписание на ней имени Господа или Святого, лик которого изображен. Также и на кресте необходимо требуется греческой Кормчей надпись имени Господня. В греческих требниках даже не существует чина освящения Икон, освящение Иконы есть надписание на ней_имени.

9) В особенности Синодальное Послание ставит мне в вину мнение, что «Таинства совер­шаются именно силою произнесенного Имени Божия». Но разве это я говорю от себя? Не святой ли Кирилл Иерусалимский говорит, что при совершении таинства Крещения каждый был вопрошаем, «верует ли во Имя Отца и Сына и Святаго Духа». О помазании же крещаемых перед крещением святым елеем говорит, что сила елея заимствована им от признаннаго над ним имени Божия. Почему елей с такой же силой, как Имя Божие, опаляет и отгоняет вражескую силу? «Как дуновение Святых и призвание Имени Божия подобно самому силь­ному пламени жжет и прогоняет демонов, так и сей заклинательный елей призыванием Бога и молитвою приобретает такую силу, что не только сожигает и изглаждает следы греха, но и изгоняет все невидимые силы лукаваго».— В Слове о Миропомазании сей же Святой говорил, что и его сила происходит не от чего иного, как от призванного над ним Имени Божия: «Святое Mиpo сие по призвании (подразумевается призвание Имени Божия) не простое уже, или как бы сказал иной, обыкновенное миро, но дарование Христа и Духа Святаго, от присутствия Божества его соделавшееся действенным». Также о Таинстве причащения сей Святой говорит: «Хлеб и вино Евхаристии до святаго призывания достопоклоняемой Троицы были простым хлебом и вином, а по совершении призы­вания, т. е. Имени Божия в предварительных молитвах и Имени Духа Святаго в словах: «преложив Духом Твоим Святым», и Имени Iисуса Христа (в крестном именословном знамении) — хлеб делается Телом Христовым, а вино Кровию Христовою». — Тождественно свидетельствует и св. Златоуст, что таинства деются Божественной силой призываемого в таинствах Имени Господня. В примечании к толкованию псалма 110. ст. 9 «свято и страшно Имя Его», - Евфимий Зигабен, толкуя, что это Имя есть Имя Христово, приводит следующие слова Златоуста: «Как же Имя Его страшно? — Его трепещут бесы, стра­шатся болезни; его силою (употреблявшие его Апо­столы) исправили всю вселенную; его употребивши, вместо оружия, Давид низложил онаго врага, Им совершены безчисленныя дела; Им освя­щаемся в совершении Святых тайн». (Апология с. 35-36). Вероятно, не прочел сей страницы составитель Синодального Послания, ибо если бы прочел сии слова Святых Отцев, то едва ли нашел бы повод так возмущаться моими словами, что Таинства о Имени Божием деются.

Предлагаю прочесть в Апологии еще слова Митрополита Григория, свидетельствующие о том же и о силе именословного перстосложения (ст. 13). А вот еще свидетельство св. Златоуста, которое не вошло в Апологию: «Если слова: во Имя Отца и Сына и Святаго Духа ты произнес с верою, то ты все совершил. Смотри, сколько ты сделал: ты воссоздал человека и произвел все прочее в таинстве Крещения. Таким же образом это страшное. Имя владычествует и над болезнями (подразумевается в Елеосвящении)» (т. 11 СПБ. 1905. Толк. на посл. къ Колос. беседа 9).—«Святым признавай (Имя Божие) для Святых, поскольку последние освя­щаются не иначе, как чрез имя Христа» (Т. 5. С. 939 СПБ. 1899). То же св. Амвросий говорит:

«Но, говоришь ты, в крещении де благодать таин­ственная действует. В покаянии же что?—Не то же ли имя Божие действует?» — (О Покаян. Кн. 1. Гл. 8. Л. 12. Киев.-Печ. Лавра. 1824). Также и св. Димитрий Ростовский: «Сосуды освя­щенные, от нас почитаемые, ни единей совести нашей зазор творят: понеже известны есмы, яко та призыванием имени Христова освящаются». (Розыск о брынск. Вере. Ч. 2. Л. 109. Киев. 1866).—То же говорят и современ­ники, как напр., Катанский: в Догматическом учении о семи перковных таинствах: «То, что спасает нас, есть Имя Господа нашего Iисуса Христа и Дух Бога нашего» (СПБ. 1877. С. 99.). Или протоиерей Дьяченко: «Благоговеем пред Именем Божиим, которое есть благословенно, хвально и препрославленно, которым благословляется и освящается всё» (Катехизич. Поучения. С. 819). Также и о. Иоанн Кронштадтский говорит, что в таинствах последние совершаются независимо от веры совершающего силою самого имени Божия: «Когда запрещаешь дьяволу Именем Господа нашего Iисуса Христа, то это самое Имя, само творит силы, как меч обоюдоострый. Равно, если просишь чего у Отца небеснаго или совершаешь что-либо о Имени Господа нашего Iисуса Христа, то Отец Небесный о имени Сына Своего возлюбленнаго все подает тебе в Духе Святом, если ты творил заповеди Его, а в таинствах и вовсе не взирая на твое недостоинство. Где употребляется с верою Имя Божие, там оно созидает силы: ибо самое имя Божие есть сила» (Моя Жизнь во Христе. Изд. 2. 1894. Ч. 2. С. 247.).

Но что удивительнее всего, так это то, что и один из самых строгих судей по нашему делу, Непременный Член Святейшего Синода архиеп. Никон, признавший ныне крайней ересью веру в реальную божественную силу Имени Божия и в действенность Имени Божия при совершении Св. Таинств, вот что писал еще недавно в Троицких Листках: «Имя Божие всегда свято, им совершаются нами спасительные Таинства: Им запечатлевается верность наших клятв и обещаний: Им поражаем врагов видимых и невидимых. Имя Божие есть то же, что непостижимое существо Божие, открывающее себя людям» (Троиц. Лист. Т. 5. Изд. Т.С.Л. 1896—1899. С. 143). Итак, возможно ли примирить эти слова apxиепископа Никона, написанные им в 1896 году, согласно исконному учению Церкви, со словами Синодального Послания, под которым подписался сей же архиепископ и которые гласят: «В частности, Святые Таинства совершаются не по вере совершающего, не по вере приемлющего, но и не в силу npоизнесения или изображения Имени Божия; а по молитве и вере Св. Церкви, от лица которой они совершаются, и в силу данного ей Господом обетования».—Но разве мы не знаем, что cиe обетование Господне тесно связано именно с просьбою—«Во Имя» — Господа Иисуса Христа? Разве мы не знаем, что самый решающий момент всякого таинства есть произнесение совершительных слов, и, сле­довательно,—Имени Божия?—Но Синодальное Послание гласит: «Наконец, если бы при совершении таинств все заключалось в произнесении известных слов и исполнении внешних действий, то ведь эти слова может проговорить и исполнить не только священник, но и мирянин, и даже не христианин».—Но разве составителю Синодального Послания не известно, что таинство крещения бывает действительно, если даже жен­щина окунет младенца в воду, призвав над ним Имя Святой Троицы? Конечно, для Божествен­ной Литургии необходимым условием является еще весьма многое для того, чтобы Таинство со­вершалось, но не потому что призванное Имя Божие было бы безсильно низвести Божество на предлагаемые Дары, но потому, что Святому Духу изволилось определить эти многие условия, необходимые для совершения Литургийной жертвы.

Возмущается Синодальное Послание тем, что я назвал Предложенные Дары, освященные на Проскомидии — «Всесвятейшею Святыней». Но позволю себе спросить, как же мне иначе назвать cию Святыню, как не Всесвятейшей? Святыней Святой почитается даже каждый камень здания церковного; Святыней Святой почитаются облачения иерейские, почитаются просфорки не освященные ради печати с Именем Господним; Святыней Святой почитаются и сосуды золотые,—итак неужели уготованный к Всесвятой Жертве Агнец Божий, над которым совершены особенные молитвословия, грешно назвать—«Всесвятейшей Святыней?» Разве мы не знаем, с каким благоговением повелевает Церковь обращаться с вырезанным Агнцем оказавшимся негодным к тому, чтобы на нем совершить Евхаристийную Жертву? (Смотри «Известие Учительное Иереям — в слу­жебнике)

От опытных и духоносных иереев мы научились благоговеть и перед Проскомидией, а не только перед Литургией Верных. Примером величайшего благоговения к Проскомидии был также о. Иоанн Кронштадтский. О вере в ту непреложную силу, которую в Таинствах имеют произносимые слова Имени Божия и молитв, мы встречаем многочисленные свидетельства в cвятоотеческой литературе, истинность чего признает и Синодальное Послание, но вот особо поразительный случай, относящийся к силе слов, произносимых над Агнцем во время проскомидии, привожу его для большей ясности в пе­рефразе, по русски. Авва Иоанн Хозевит имел ученика Авву Григория, который, хотя не был посвящен в священный сан, однако знал наизусть чин Проскомидии. Однажды Авва Иоанн послал сего Григория, как он потом сам о себе поведал, за просфорами. Последний, взяв просфоры и будучи сам в чине чтеца, нес, читая про себя последование Проскомидийного освящения, и когда принес просфоры, то передал их диаконам, которые и положили их на жертвенник. Пресвитер же Авва Иоанн Хозевит, впoследcтвиe епископ Кесарии Палестинской, имел благодать видеть знамения освящения проскомидийных Даров во время Проскомидии. Но на сей раз он не увидал обычного знамения сошествия Святаго Духа на Проскомидийное Предложение, и был этим весьма опечален думая, не согрешил ли он в чем мысленно, вследствие чего и не было обычного пришествия Святаго Духа. Он вошел в диаконникон, плача и падая лицем на землю. И явился ему Ангел Господень, говоря: «Так как брат, который принес просфоры, изрек уже проскомидийные слова на пути, то священное проскомисание уже священнодействовалось и Дары уже освящены».— И с тех пор запретил старец, чтобы никто впредь не смел бы из не имущих хиротонии говорить слов Святого проскомисания (Цветник Духовный гл. 25 с. 12).

В начале своего Послания Святейший Синод говорит, что «Для достижения возможного безпристрастия, он поручил сделать разбор моей книги трем докладчикам. Но можно ли видеть гарантию безпристрастия в том, что Святейший Синод именно поручил судить мою книгу тому лицу, на которое я сам от лица братий подавал двоекратно жалобу в Святейшй Синод, обвиняя его в том, что его слова напечатанные в «Русском Иноке» были причиною афонской смуты? Возможно ли ожидать беспристрастия от того лица, которое мы в книге, порученной его разбору, обвиняем в ереси и богохульстве? Возможно ли считать справедливым со стороны Святейшего Синода необращение никакого внимания на нашу жалобу на apxиепископа Антония, поданную нами дважды: 13 Сен­тября 1912 г. и 2-го Апреля 1913 г., и неприятие нашего заявления от 20 Апреля 1913 г. об отводе архиепископа Антония от суда над нами, как лица, причастнаго к делу? Что же иного можно было ожидать от архиепископа Антония, как не крайней пристрастности и старания восстановить против нас и остальных членов Святейшего Синода, в чем он вполне и успел. Живым свидетелем крайней страстности apxиeпископа Антония служит его доклад, который преисполнен даже бранных по моему адресу слов. В унисон с докладом архиепископа Антония и другие два докладчика поставили себе прокурорскую цель, как можно более опорочить мою книгу. Итак, во время разбора Синодом моей книги против нее говорили три прокурора, но не было ни одного защитника, и не только не было защитника, но не был допущен на суд и обвиняемый, дабы иметь возможность возразить против несправедливых обвинений.

В наших жалобах Святейшему Синоду мы обвиняли архиепископа Антония в том, что он единомыслен с осужденным Церковью еретиком Варлаамом. Основательность этого нашего обвинения еще более явствует ныне из доклада архиепископа Антония. Отцедив всех мнимо-еретических комаров в моей книге, архиепископ Антоний поглощает воистину величайшего еретического верблюда, называя догматическое свидетельство Св. Григория Синаита о Божестве, деятельности Божией и, в частности, о Божестве молитвы «Поэтическим выражением». Святой Дух устами Апостола Павла говорит: «Никто же может рещи Господа Iисуса, точию Духом Святым. Разделения же дарования суть, а тойжде Дух; и разделения же служения суть, а тойжде Господь; и paзделeния действ суть, а тойжде Бог действуяй вся во всех». (I Кор 12, 3). Этими словами устанавливается догмат о Божестве действий Божиих, т. е. о Божестве Энергии Его, и свидетельствуется, что про­изнесение духом и истиною Имени Господа Iисуса Христа есть действие Божества. Согласно с этими словами Апостола, св. Григорий Синаит говорит, что достойно призывать Имя Iисусово можно только Духом Святым, и в этом смысле достойное призывание Имени Iисусова или молитва Iисусова есть Бог: «молитва есть Бог действуяй вся во всех». Итак, как видите, Святой повторяет всецело слова Апостола Павла, употребляя слово «молитва» вместо слов Апостола: «никтоже может рещи Господа Iисуса» и затем называя cиe peчение — «Богом», действующим вся во всех.

Но что же иное есть cиe свидетельство, как не догматическое определение того, что достойное призывание Имени Iисусова есть деятельность в нас Самого Божества? Утверждаясь на этих словах Апостола Павла и св. Григория Синаита, Церковь на Соборе Константинопольском признала, что деятельность Божества есть Божество, и осудила Варлаама. Один из упоминаемых в определении 5-м против Варлаама «Божествен­ный Тайноводец» был сей св. Григорий Синаит, которого эти же самые слова ныне в Синодальном докладе архиепископ Антоний назвал «поэтическим выражением». Очевидно, архиепископ Антоний отметает Божество, во Имени Божием сокрытое, а, следовательно, и Божество сей энергии Божества, и единомыслен с Варлаамом.

В своем докладе архиепископ глумится над тем, что я говорю: «всякое слово Божие есть Бог» и, придавая этим словам буквальный превратный смысл, говорит: «значит и слова змия Бог, и ехидна Бог, ибо их тоже говорил Господь Iисус Христос в Евангелии». Конечно, каждое слово, отдельно вырванное из Евангелия не есть Бог, но выражение «каждое слово» надо понимать не буквально, а как отдельно выpаженную одним или многими словами Бо­жественную мысль. Так и Господь говорит, что люди дадут ответ за всякое слово праздное. Конечно, и этих слов не подобает понимать буквально в том смысле, что и за предлоги, и за союзы дадут люди ответ Богу. Но возьмем ту главу 23-ю от Матфея, из которой apxиепископ Антоний вырвал эти слова «змия» и «ехидна», и покажем, в каком смысле и сии слова суть Божество. В тексте, из которого взяты эти слова, Господь обличает книжников и фарисеев и называет их «змиями и порождениями ехидны» за их ненависть к праведникам и ко всякой Божественной Истине, за их лицемерие, за их немилосердие и жестокосердие, за их несправедливость в суде, за безверие, за придирчивость к пустякам и попустительство в великих грехах и преступлениях. За все это он угрожает им страшным осуждением, го­воря, что от них взыщется всякая кровь пра­ведная, от крови Авеля праведного до крови Захарии отца Крестителя. Этими многими словами высказывается суд Божий справедливости и вы­ражается гнев Божий на богоборцев и на богоубийц. Эти слова, которые никогда не умрут, но суть всегда живы и действенны, явят свою страшную силу, сокрытую в них, в день Страшного Суда, ибо Господь рек, что слова, которые он говорил, будут судить нас. Итак, не ясно ли теперь, что сии слова «ехидна и змия», совместно с другими словами выражают суд Божий и гнев Божий, и сей Дух Божий, вложен­ный в эти слова, и есть живая деятельность Бо­жества и Божество.

Относительно того, сколь противно Святым Отцам мудрствует архиепископ Антоний, свидетельствует следующй курьезный случай. Ста­раясь найти ересь в каждом слове моей Апологии, архиепископ Антоний в синодальном докладе своем, не заметив того, что я привожу слова святого Феофилакта Болгарского, яростно ополчается против слов сего отца Церкви и называет их нелепостию и волшебством. Вот эти слова блаженного Феофилакта: «Когда я по воскресении из мертвых пошлю вам Утеши­теля, тогда вы уже не попросите меня, т. е. не будете нуждаться в Моем посредничестве, но довольно вам будет произнести Имя Мое, чтобы желаемое получить от Отца; здесь Он показывает силу Своего Имени, т. к. Самого Его не будут видеть и не будут просить, а только назовут Имя Его. Оно будет творить такие дела». - Почитая эти слова блаженного Феофилакта за мои собственные умозаключения, архиепископ Антоний говорит: «Господь не учил апостолов волшебству и никогда таких нелепостей не говорил». Итак, следовательно, архиепископ Антоний обвиняет бл. Феофилакта за разномыслие с ним в учении о волшебстве Именем Iисусовым. (См. прибавл. к Церк. Вед. № 20, с. 878). Это для нас весьма утешительно, что не нас одних, ибо и нас Синодальное Послание обвинило в пользовании Именем Iисусовым, как каким-то магическим заклинанием. Да будет же часть наша с Блаженным Феофилактом Болгарским, и да будет cиe для нас залогом в том, что мы не отступили ни на йоту от святоотеческого православного учения, но пребываем в единомыслии с отцами и учителями Св. Церкви.

Доклад архиепископа Никона отличается самым грубым номинализмом, на котором он единственно и обосновал свои доказательства в пользу того, что Имя Божие невозможно назы­вать «Самим Богом». По его мнению, всякое имя есть «только умопредставляемый, отвлеченно субъективно мыслимый, но реально вне нашего сознания не существующий образ». Итак, следовательно, по учению архиепископа Никона, Бог имеет имя лишь со времени существования субъ­ективно мыслящих существ, ибо вне их сознания Имени Божия быть не может?! Но мы видим, что святые отцы не так мудрствовали; например, св. Тихон Задонский: «Слава бо Имени Божия вечна, безконечна и непременяема есть, как и Сам Бог: того ради ни умножитися, ни умалитися в себе не может». (См. Апол. С. l). А святой Кирилл Иерусалимский говорит: «Имя Божие по естеству свято, хотя говорим или не говорим это». (См. Апол. С. 33). Также святитель Тихон говорит: «Имя Божие само по себе, как свято, так славно и препрославлено есть, того ради от нас не требует прославления нашего: равно славно и страшно пребывает и лучи славы своея издаёт в созданиях» (Апол. С. 38). Цер­ковь Православная, как мы показали выше, признает реальное бытие некого неименуемого вечного Имени, которое издает лучи славы Своея в созданиях, подразумевая под «луча­ми» — имена Божии именуемые, а если Имена Божии, именуемые Церковь признает «лучами», то значит она их признает неотделимою энергией Божества и реальностью, а не номинальностью. Но даже в философии вопрос о реальности или номинальности идей вообще еще не разрешен. Поэтому возможно ли основывать отметание Божества Имени Божия на столь шатком основании, как номинальность имен, как то делает архиепископ Никон? И как не приз­нать, сколь учение его но духу далеко от православного учения святых отцов!

Заметим, еще раз, что мнения, высказанные архиепископом Никоном в его докладе, противны не только святоотеческому учению, но и недавнему образу мыслей самого архиепископа Никона, как то видно, например, из составленных им Троицких Листков: «Имя Божие всегда свято»,—говорит архиепископ Никон. — Им совершаются наши спасительные таинства, Им запечатлевается верность наших клятв и обещаний, Им поражаем врагов видимых и невидимых. Имя Божие есть то же, что непостижимое существо Божие, открывающее себя людям». (Троицк. Лист. Т. 5. С. 137. Изд. 1896—1899). Впрочем, архиепископ Никон не довольствуется одними номи­налистическими доказательствами того, что Имя Божие невозможно считать реальностью и имено­вать «Самим Богом», но для вящшего осуждения нас изобретает против нас и еще следующую клевету, бyдто мы Имя Бoжиe отделяeм в особое поклоняемое отдельно от Бoгa существо: «Имя Божие, говорит он, - «имяславцами отделяется в особую от Бога личность. Нет нужды делать отсюда логическое умозаключение, ведущее к какому-то двубожию».

В виду того, что наша Апология нигде не дает повода к обвинению в таком казуверном отделении, но, наоборот, нами многократно свидетельствуется, что мы в ней Имя Божие не отделяем в особую от Бога личность, а признаём за сияние и лучи сей Единой Личности, и в этом смысле называем Богом, как неотде­лимую от Бога энергию Божества, то архиепископ Никон, нимало не смущаясь явными доказатель­ствами своей клеветы, восклицает: «О, конечно, они протестуют против такого понимания».— Не только протестуем, но говорим, что это гнусная и злонамеренная клевета. Несколько большею добросовестностью и безпристрастностью отличается доклад Троицкого. Он единственный из всех моих судей дал себе труд прежде суда обменяться со мною мыслями и спросить, в каком смысле мы говорим то или другое. Все это привело нас к некоторому единомыслию и, с одной стороны, я сознался в неправиль­ности некоторых моих выражений, а с другой стороны, он признал правильность основной мысли Апологии, что Имя Божие с объективной стороны есть часть Божественного Откровения, есть Энергия Божества и Божество. С его исправлениями моих тезисов, которые он приводит в конце своего доклада, я в общем согласен и могу с уверенностью сказать, что если бы на Афон был послан не архиепископ Никон, а другое, менее приверженное к архиепископу Антонию лицо, и это лицо в догматическом вопросе об Имени Божием стало бы на почву тезисов г. Троицкого, то весь спор уладился бы ко всеобщему умиротворению», ибо за что же иное ратуют имяславцы, как не лишь за Божественное достоинство Имени Божия с объективной стороны и за Божественную его силу в виду хулений оных имябopцaми? Ратуют они ещё за отождествление Имени Божия с Богом в молитве и за право в этом смысле вслед за о. Иоанном Кронштадтским называть Имя Божие — «Самим Богом». В тезисах Троицкого эти оба положения признаются пра­вославными, и первый его тезис, напр., гласит: «Имя Божие, понимаемое в смысле откровения Божия и притом по объективной его стороне, т.е. в смысле открывания истин человеку, есть вечная неотделимая от Бога энергия Божия, воспринимаемая людьми лишь настолько, насколько допускает это их тварность, ограниченность и нравственноное достоинство. К употребляемому в таком смысле слову «имя» приложимо наименование Божества, но не Бог, поскольку Бог есть действующий, а не действие, и поскольку Бог есть выше Божества. Имя, как энергию Божию, можно называть Богом лишь в несобственном смысле, в смысле противуположности твари, но называть Имя Самим Богом нельзя ни в каком случае, ибо в слове <<Сам>> непременно мыслится существо Божие».

О, если-б Святейший Синод в Послании своем стал бы хотя на эту точку зрения, и не отметал бы Божества Имени Божия, как части Божественного откровения, тогда, конечно, ни солдат, ни кровопролития, ни пожарных труб, ни всех нынешних гонений на нас, истинных чад Церкви Православной, не потребовалось бы!.. Да, но где же тогда было бы отмщение тем дерзким афонцам, которые дерзнули обличить и доказать впадение в богохульство и в ересь архиепископа Антония?.. Ведь тогда по необходи­мости пришлось бы и Апологии не запрещать, и имяславцев с Афона не изгонять, и книгу о. Илариона предоставить спокойно в Киевской Лавре продавать, а только пришлось бы ограничиться объяснением, что называть «Имя Божие». «Сам Бог» можно, но только не в строго догматическом смысле, как то и делал о. Иоанн Кронштадтский, в догматическом же смысле подобает именовать Имя Божие, понимаемое в смысле Божественного Откровения, — Божеством. Имяначертания же и имязвучия, а также и вообще человеческих не боговдохновенных идей о Боге нельзя называть ни Божеством, ни Богом. Со всем этим мы, конечно, согласились бы, но где же тогда было бы торжество злобы apxиeпископа Антония?..

Будучи в общем согласны с тезисами г. Троицкого, мы не можем сказать и о всех мыслях, высказанных в его докладе, и во-первых, протестуем против приписываемой им нам: «адэкватности идей человеческих о Боге с самим Богом». Мы не даем никакого основательного повода приписывать нам эту мысль, и в доказательство неправоты г. Троицкого рассмотрим те тексты нашей Апологии, из которых г. Троицкий вывел заключение о том, что мы всякую идею человеческую о Боге считаем адэкватной Богу.

В выноске г. Троицкий приводит эти два текста Апологии: «Именование Господа Нашего Iисуса Христа духом и истиною есть Сам Бог». (Апол. с. 5) «Исповедуемое и призываемое Имя Его, которое сый Сам Он, имеет силу очищать сердце и сообщать душе божественную благодать». (9) Прошу обратить внимание на слова — исповедуе­мое во-втором, на которые почему-то не обратил внимание г. Троцкий. Разве «именование духом и истиною» — есть простая человеческая идея о Боге, а не некое озарение Святаго Духа, т. е. деятельность Божества? Также и в другом тексте слово — «исповедуемое» указывает на особое состояние призывающего Имя Господне человека, это не значит просто и как-нибудь помыслить о Боге и обыкновенно призвать Имя Его, но зна­чит: восчувствовать при этом истинность, смысл, призываемого имени и близость призываемого Существа, что и означается термином «исповедывать» на святоотеческом языке. Простое призывание есть дело ума человеческого, а «исповедывание» есть действиe в человевке Духа Свя­того. К сожалению, нельзя не признать, что и г. Троицкий, подобно прочим докладчикам, от­нёсся к нашей Апологии, как прокурор к обвиняемому, но большая добросовестность его сравнительно с другими двумя докладчиками не дозволила ему так нагло клеветать на нас, как то сделали архиепископы Никон и Антоний. Исследование Троицким нашей Апологии привело его к следующему заключительному вы­воду: «Действительно, если поставить вопрос о том, что в учении имяславцев является новым и неприемлемым для церковного сознания, то при­дётся ответить, что таким новшеством является не учение о божественности откровения вообще и имён Божиих в частности, а именно учение о том, что именование, если не как сочетание звуков, то как наша идея о Боге, адэкватна Богу и потому есть Сам Бог». Но не трудно отпарировать нам и это обвинение. Мы уже го­ворили выше, в каком смысле мы и о. Иоанн Кронштадтский употребляем слово «Сам Бог», а именно дабы не представлять энергию Божества отдельно от Существа Божия или как отдельную личность, и говорим слово «Сам Бог» в смысле «тойжде Бог». Мы показали также только-что, что не всякую идею о Боге мы называем Богом, но лишь мысль боговдохновенную.

Теперь спросим г. Троицкого, неужели он считает всякую идею в человеке вообще за произведение лишь деятельности человеческой? Разве мы не знаем, как о том учат Св. Отцы, что помыслы в человеке бывают трех родов: помыслы, производимые самим умом человеческим, о коих говорится, что помышления че­ловеческие суть суета; помыслы, внушаемые Ангелом Хранителем и Духом Святым, которые суть мысли для нас благие, полезные, спасительные и истины Богооткровенные о Боге, разумение Писания и проч., и, наконец,— помыслы греховные, внушаемые и вселяемые в нас диаволом. О помыслах, внушаемых нам Духом Свя­тым, Господь говорит, что «Дух Святой наставит» нас на всякую истину»—«от Моего приемлет и возвестит вам»,—«не вы будете глаголющии», - но Дух Святой, когда вас поведут на судилища за Имя Мое», и, таким образом, Господь ясно свидетельствует сими словами и многими им подобными, что боговдохновенные помыслы и идеи в человеке суть Его деятель­ность вместе с деятельностью благоизволяющего Отца и Духа Святаго.

Также и о помыслах греховных ясно ска­зано, что «исперва диявол согрешает», ибо всякий всеевываемый помысл греховный есть деятельность бесов. Отождествляя Себя с деятельностью Своею, Господь именует деятельность Свою словом — «Аз» - «Аз есмь Истина», «Аз есмь воскресение» и, отождествляя диавола с деятельностью его, Господь говорит о диаволе, что он есть — «ложь и отец лжи». Этим Господь явно свидетельствует нам, что как боговдохновеные идеи, так и греховные идеи не суть отвлечённые номинальности, но живые реальности. То же и святые отцы говорят, как, например, св. Исихий Иерусалимский, что: «Имя Iисусово есть Свет, помыслы же, бесовские тьма, и Имя Iисусово есть Бог и Владыка, помыслы же бесовские суть – «раби бесом», т. е- живые реальности. (Слав. Доброт. ч. 2 гл. 170. М. Изд. 4. 1840).