Афонские Иноки Исповедники.

Глава 14

Афонский погром. Стояние до смерти за Имя Божие

Иеросхим. Антоний (Булатович)

Приводя здесь краткое изложение   истории движения среди афонских иноков, из-за вопроса об Имени Божием, прежде всего свидетельствуем пред Лицем Всеведущего и Вездесущего Господа, что всё изложенное здесь есть истина, и какой-либо малейшей лжи тщательно старались не допустить здесь. Далее: нигде ни на йоту не отступлено от точного изложения святоотеческого учения об Имени Божием, но верую в Него так, как искони, от времён апостольских и до сего дня, учила св. Церковь, в лице своих великих учителей, мужей апостольских, святителей: Иоанна Златоустого, Василия Великого, Афанасия Великого, Кирилла Иерусалимского, Симеона Нового Богослова, Григория Паламы, Феофилакта Болгарского, Тихона Задонского, и великого сонма прочих св. отцов и учителей Церкви, полное согласие в сем вопросе которых свидетельствует  о том, что решение его внушено им Св. Духом, а не является плодом человеческой мудрости. И наоборот: нынешнее решение этого вопроса, при помощи одного только человеческого разсуждения, без содействия Св. Духа, привело мудрецов века сего к хуле на Имя Божие,, выразившееся в том, что Его приравняли к имени человеческому: Имя Божие есть, будто бы, только имя, а не Сам Бог, и не Его свойство, название предмета, а не сам предмет, как гласит грамота, вопреки святоотеческому учению.

Споры об Имени Божием на св. Горе начались более трёх лет тому назад. Главными противниками почитания Его были иноки, предавшиеся чтению еретика Фаррара, сочинений по спиритизму и оккультизму, газет и другой литературы, убивающей истинный дух монашества и православия. К числу таких иноков принадлежат иеромонахи: Агафодор, Иоакинф, Алексей Кереевский, Феофан, Меркурий, Питирим, и др.; монахи: Динасий, Хрисанф,  Климент, Вениамин; архимандриты: Мисаил, Иероним; келлиоты-иеромонахи: Нифонт, Антонин, Петр, Георгий, Вениамин, Авраамий, Герасим, и пр. Все эти лица, усвоившие неправославные мысли вышепоименованных западных еретиков, увлекли за собой многих доверчивых братий и произвели на св. Горе тот страшный раскол, о котором ныне уже оповещён весь мир, и о котором пророчествовал преподобный Нил Мироточивый. Появилось это учение так: лет десять тому назад жила в России некая прельщённая женщина Наталия, воображавшая, будто она ежедневно, когда только захочет, видит Божию Матерь, с Которою свободно, о чём ей вздумается, беседует. Её рассказам поверили некоторые должностные святогорцы, игумены, епитропы, духовники и прочие, которые, для назидания, к великой святой ездили на пароходе, когда та проезжала мимо Афона в Иерусалим и обратно, а также сами сопровождали её и пр. Узнавши о подобной хуле на Божию Матерь, известный ныне (пустынник Кавказских гор) схим. Иларион, живший раньше на Афоне, написал старцам, поддавшимся обману, увещательное послание, прося их не верить этой несчастной. Но письмо образумило только Наталию и та, говорят, покаялась и по христиански скончалась. Что же касается иноков, то о них можно сказать: «не обличай злых, да не возненавидят тебя» (притч. Солом. гл.9, ст.8). Их самолюбие, как они считают, было уязвлено, и они весьма оскорбились на о. Илариона. Спустя несколько лет после этого о. Иларион издал свою книгу «На горах Кавказа», где между прочим поместил и своё письмо против Натальи, которое и было одной из главных причин, вызвавших нынешнее движение на Афоне. Прежние почитатели Наталии решили, во что бы то ни стало, добиться уничтожения книги, чтобы вместе с нею уничтожить и обличающее их письмо. Для этого они составили тайный собор из семи лиц и на нём придумали способ разделаться с ненавистным письмом, который ныне привели в исполнение. Способ этот – «рецензия» инока Хрисанфа, она была утверждена теми же лицами, которые ныне все оказались главарями имяборчества на св. Горе. Но иноки – простецы, особенно занимавшиеся умносердечной молитвой, с Божьей помощью скоро поняли хулу рецензии и восстали против неё, всячески отрицаясь изложенной в ней хулы на Имя Божие. А так как в числе вышеупомянутых семи лиц были некоторые интеллигентные знакомые архиепископу Антонию волынскому (Храповицкому),  как например, Алексей Киреевский, Феофан, кандидат Казанской духовной академии, и другие, то они и относились к нему с этим вопросом, всячески клевеща на простецов. Архиепископ Антоний их клевете всецело поверил и ныне сам её поддерживает и распространяет всеми мерами. Учение их «имяборцев» достаточно изложено в синодальной грамоте, в журнале «Русский инок» и других периодических изданиях и брошюрах, почему мы не будем здесь касаться их. Вот, какое начало имеет имяборчество!

Здесь не будем повторять, почему вселенские патриархи (Константинопольские) и некоторые русские епископы приняли сторону имяборцев, это требует большой осторожности и выдержки. Об этом, если Господь поможет, мы сообщим в подробном описании всех событий сего вопроса. Но только решимся напомнить, что в иноческих ответах на грамоты и в открытом письме арх. Никону   имеется вполне правдивый ответ на это, где приведено свидетельство о политических вожделениях   греков, со слов не только русских, но и некоторых греческих и других наций иноков.

В вопросе об Имени Божием остались верными учению св. отец, главным образом, иноки домоседы, безвыездно жившие на св. Горе и не имевшие с миром общения даже через газеты, но исполнявшие положенное правило, дополняя его чтением св. отец. Поэтому-то, имяборцы называют их «грубыми» и «необразованными мужиками-лапотниками», противопоставляя их легковесным чадам века сего «имяборцам», принявшим рассудочное учение об Имени Божием, не требующее веры, но тождественное с учением о человеческом и всяком другом имени  и названия. И так, когда Алексей Киреевский, Хрисанф Ильинский и другие стали усиленно распространять не согласное с св. отцами учение, то Господь воздвиг ревнителей славы Своего Имени, которые решились положить души свои за неприкосновенность и чистоту церковного учения. Таким был о. Антоний Булатович и с ним милостию Божиею многие другие. В течение последнего года им удалось выяснить главнейшие основы святоотеческого о сем предмете учения; но для систематического изложения его требуется не мало времени и труда. Во всё время иноческой работы имяборцы употребляли все усилия, чтобы помешать им и заставить их прекратить изучение св. отец. С этой целью они изгнали со скита о. Антония (Булатовича), а также и других иноков из разных обителей, оклеветав их и заставив искать убежище в пустынных кельях. Но Господь и там их не оставил, и Божие дело  подвигалось вперёд; и за их терпение Господь даровал им обитель с обширной библиотекой, где работа более или менее  беспрепятственно продолжалась до самого июля. Имяборцы прибегли ко всем возможным мерам, чтобы только опорочить их и святоотеческое учение в глазах, как греческих, так и русских властей и общества. Они добились того, что инокам запретили корреспонденцию, приём и получку грузов и лишили всех других прав человеческих. Для разбора всего происшедшего на Афоне не раз приезжали туда представители разных ведомств России. Но, странное дело!.. Невольно приходится особенно здесь упомянуть об одном удивительном факте такого рода, что почти все (кроме одного важного лица), производившие расследование Афонских событий или принимавшие в них участие, вначале обыкновенно относятся к ним и святоотеческому учению об имени Божием весьма сочувственно и доброжелательно, не находят в них следов преступления, ни в учении ереси; но после некиих тайных переговоров с главарями имяборчества (властями Пантелеимонова монастыря), - быстро меняют к ним свое отношение: отказывают в подробном допросе и в расследовании дела, раздувают их обыкновенные поступки в целые преступления, всячески обвиняя их, а имяборцев всеми возможными способами защищают    и покрывают. Такими мерами иноков привели к убеждению, что искать им справедливости на земле невозможно.

Например, имяборцы особенно любят обвинять их в том: 1)будто они считают Богом звуки и буквы произносимого и изображаемого Имени Божия; 2) будто они Имя Божие считают Существом Божиим; 3)проповедуют  «пантеизм» (всебожие). На подобные неосновательные обвинения иноки много раз письменно и словесно заявили протест в св. Синод и русским представителям на Афоне, но их не желают слушать, так как тогда, в учении об Имени Божием, решительно не к чему будет придраться. Примириться же архиепископам и другим с тем, что «лапотники» правильнее их поняли дух святоотеческих писаний – весьма не  легко… Не задолго до приезда архиеп. Никона на св. Гору пантелеимоновские власти решили оклеветать в глазах греческих властей исповедников, чтобы подготовить почву для действий архиеп. Никона, которого на Афон уже ожидали, как весьма решительного сторонника имяборцев. С этой целью из монастыря сообщили по телефону греческому полицмейстеру, будто там начался бунт, для усмирения которого просили прислать войско. Войска прибыли, но не нашли даже намёка на беспорядок, почему после трёх-четырёхдневного пребывания в монастыре хорошо удовлетворённые ушли, сильно удивляясь тому обстоятельству, что русский игумен так недобросовестно клевещет и предаёт своих собственных ни в чём не повинных духовных чад. Такой маневр со стороны игумена был повторён раза три – четыре; но всё же он ни к чему не привёл, так как не мог вызвать беспорядков со стороны исповедников, стремившихся исключительно к сохранению правой веры, без всяких иных побочных целей, чего никак не могли понять обезверившиеся, предавшиеся жизни века сего, имяборцы. Очень яркими доказательствами того, насколько справедливо вообще относятся к ним, является приезд на Афон архиеп. Никона, с целью «искоренить со св. Горы ересь», как выражался архиепископ.

История приезда архиепископа Никона и искоренения им среди русских монахов «имяславчества» происходила в такой последовательности. 5 июня 1913 года, часа за три до заката солнца, к обители св. великомученика Пантелеимона подошла канонерская лодка «Донец» и стала у бочки монастырского рейда. Тотчас с неё на шлюпке отчалила группа людей, в которой по прибытии на берег оказались: архиеп. Никон, преподаватель Троицкий, генеральный консул Шебунин, посольский секретарь Серафимов, секретарь консула Щербина, командир, гг. офицеры и взвод вооруженных ружьями со штыками матросов. Высадившись на берегу, они пришли к св. воротам обители, где владыку встретили:  игумен Мисаил и иеромонахи при двух иеродиаконах, как это установлено на св. Горе. Отсюда направились в соборный храм св. великомученика Пантелеимона, где владыка, после краткой литии, сказал собравшейся братии слово, в котором сообщил о цели своего приезда на Афон и о том, что он непременно исполнит свою миссию, т. е. искоренит со св. Горы «имяславцев». После этого владыка вышел из собора и направился в гостиную греческого корпуса, где заявил: «О! Они исповедники хвастают, что их три тысячи, да хотя бы их было тридцать тысяч, я всё равно не пощажу их; от этого православная церковь не умалится! Мы молодых поженим, а стариков разошлем по монастырям, а священнослужителей расстрижем!..» Здесь же владыка вручил игумену Мисаилу до 400 экземпляров своей брошюры «Великое искушение около Имени Божия» для раздачи их братии в обитель. Отсюда комиссия вернулась на «Донец». А братия, получивши от игумена брошюры архиеп. Никона и прочитав их, нашли на 53 странице, помещенную владыкой, возмутительную хулу на Господа нашего Иисуса Христа, от чего пришли в великое смущение и ужас! До сих пор на стороне имяборцев было несколько сот сторонников, не уяснивших себе сущности хулы на Имя Божие, но, доверившись авторитету епископов,  отождествляли их  со св. церковью. Брошюра же архиеп. Никона окончательно отрезвила их, и они поняли, куда их влекли, и отшатнулись от имяборчества. Ныне остались на Афоне кроме, массонски настроенных иноков, одни безразличные к вопросу, но дорожащие покоем, квартирой, столом и другими жизненными удобствами, которые представляют братии обеспеченные Афонские обители. Но и эти оставшиеся признаются, что совесть гнетет их, а скорби и сомнения лишили их прежнего душевного мира.

Приблизительно на третий день после раздачи брошюры архиеп. Никона, её стали требовать обратно, не объясняя, по какой причине, но так как часть богохульных брошюр была уничтожена негодующими ревнителями веры, а часть была передана в другие скиты и келии св. Горы для прочтения, то, чтобы поощрить иноков к возвращению ея, игуменом Мисаилом предлагалась за них плата от 50 к. до 1 рубля   за экземпляр. В то же время иером. Варахия ездил на лодку «Донец» к архиеп. Никону, где капитан «Донца» просил его передать монахам, чтобы они не давали его матросам брошюры архиеп. Никона, а матросы говорили монахам, что приказано было собрать брошюры архиеп. Никона, связать их в связку и, привязать к ним большой камень, бросить в море. Брошюры архиеп. Никона также были уничтожены и в Одессе на пароходе иером. Питиримом, осматривавшим книги прибывших с Афона монахов. А когда прибыл в Одессу пароход «Чихачев» (Р.О.П. и Т.), то полицейские надзиратели спрашивали монахов, нет ли у них брошюры архиеп. Никона, которой они интересуются… Тогда же передавали матросы инокам, что архиеп. Никон повычеркнул Имена Божии из акафистов, которые были у них, из-за этого матросы потеряли к нему всякое доверие и уважение и называли его «богохульником» (Архиепископ Никон это опровергает). Русские люди, соблазнившись и возмутившись этим, всячески его поносили. 6 июня владыка весь день оставался на «Донце»; а выходил на берег только Шебунин, Серафимов, Щербина и все  офицеры «Донца». Прибыв в монастырь, они тот час стали принуждать братию исповедников Имени Божия к подписи под синодской грамотой. Когда же уполномоченный от братии монахов Ириней отказался от подписи, то г. Шебунин последнего арестовал; но Ириней испросил у него дозволения сходить с конвоем   в келию и взять там своё родительское благословение, на что и получил разрешение. Братия, видя всё это, ударила в соборный колокол, собравшись, заявили Шебунину и офицерам так: «если вы арестовали нашего уполномоченного за то, что он не желает присоединиться к синодской грамоте, то мы заявляем, что мы все с этим новым постановлением не согласны; в таком случае берите всех нас исповедников Имени Божия»,- а исповедников в то время в обители насчитывалось 948 чел., имяборцев же с игуменом Мисаилом только около ста человек. Услышав это, г. Шебунин с офицерами прекратили подписку и удалился на «Донец». 9 июня игумен Мисаил прочел в Покровском храме   синодальное постановление. По окончании чтения, монах Ириней спросил игумена, в присутствии консула Шебунина: «можно ли без Бога спастись»? Помолчав немного, игумен ответил: «нет». Тогда монах Ириней добавил: «а что, батюшка, Имя Господа нашего Иисуса Христа, сладчайший Иисус, есть ли Бог, или нет?» На что игумен ответил: «имя Иисус – не Бог» и «Иисус не Бог» и эти слова повторялись неоднократно. Услышав такую хулу на Имя Сына Божия, братия со слезами на глазах разошлась по келиям и под тяжёлым впечатлением происшедшего находилась до 11 июля.

В течение сего времени владыка сидел на «Донце», а 11 июня со всею комиссией при взводе матросов прибыл в соборный храм Покрова Пресвятой Богородицы, где, окружив себя, стоя на амвоне, цепью солдат, взявшихся рука за руку, пустил в этот круг для объяснения только одного монаха Иринея, уполномоченного братией, а остальные монахи находились вне этого круга за цепью солдат, слушая Богонеуважительные изречения Никона, который, в присутствии гг. офицеров и всей братии, начал речь о том, что для церкви мир выше всего, посему нужно прекратить разногласие об Имени Божием. Братия надеялась получить от слов архипастыря утешение, но вышло наоборот: не утешение получила братия, а сугубую скорбь, ибо владыка говорил: «всякое Имя Божие, которым Бог именуется - не есть Бог - Иисус не Бог и Господь не Бог – вы скажете, что и Христос Бог. И Слово не Бог. И червяк имеет имя, значит, у вас будет и всякий червяк - Бог! » При этом г. Троицкий вставил слова: «владыко, Христос - Истинный Бог, так и на отпусте говорится». При этих словах г. Троицкого, владыка стал сильно стучать жезлом и закричал: «Слушайтесь меня все! Англия и Франция так признаёт, а только вы, афонцы, упорствуете, но и вы должны повиноваться нам, а кто будет уповать на Имя Божие, все те будут в заблуждении". Тогда один из иноков возразил ему: « В Апокалипсисе про последнее время, в 13-й главе сказано так: « вышел зверь из моря и отверз он уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить Имя Его, и жилище Его,. И живущих на небе», - и теперь мы убедились, что сие пророчество св. ап. Иоанна Богослова сбылось в точности» - добавил сей инок. После этого арх. Никон сказал : «Сам Иисус сказал: Отец мой более меня есть». На что ему возразили: «но Господь также сказал: «Аз и Отец Мой едино есма». На что смущённый архиепископ ответил : «и я это хотел сказать».

После этих слов иноки спросили архиепископа: «что же, вы хотите нас жидами поделать, владыко? Если Иисус не Бог, то для чего же написаны: Акафист Спасителю, Св. Евангелие и прочие св. книги, где говорится, что Имя «Иисус» есть Сам Бог - и в церкви поётся: хвалите Имя Господне, хвалите раби Господа». Архиепископ Никон ответил: «Евангелие писали жиды, а «Хвалите Имя Господне» написано неправильно; а нужно петь: «хвалите Бога Господа, хвалите рабы Его». Потом, когда иноками задан был вопрос: «поэтому, нужно все книги перепечатать, где Имя Господне прославляется», арх. Никон сказал : «впоследствии так и будет». После этого г. консул с наместником, иеромонахом Иоакинфом и прочими военными лицами стали ходить по кельям братии, переписывать номера келий, кто и где живет, делая это с той целью, чтобы потом легко было арестовать предназначенных для сего иноков. После сего начали принуждать к подписке под патриаршей и синодской грамотами. Но так как эти грамоты не основаны на св. писании и предании, то иноки не согласились на эту подпись, почему члены комиссии объявили им, что они присуждены к изгнанию, а куда – неизвестно. Они ответили: «если Государь повелел нас изгнать отсюда, то он милостив и место указать, где нам можно жить». В полдень того же 11 июня на пароходе (Р.О.П. и Т.) прибыла из Царьграда 6-я рота 50-го Белостокского полка и перешла на «Донец». Также в полдень 13 июня, когда братия согласно уставу монастырского отдыхала, рота и весь экипаж «Донца» высадились на берег и, атаковав св. Ворота, предварительно пропустили полроты внутрь монастыря, стали искать монаха Иринея, чтобы арестовать его и отправить на «Донец». Видя всё это и не желая выдать своего представителя, братия собралась среди двора;   а те, которые живут вне обители, подошли к св. Воротам и, презирая страх смерти направились между рядами вооруженных солдат во внутренний двор. Хотя в то время солдаты еще не били всех исповедников поголовно, однако, иеродиакону Иулиану штыковым ударом раскроили затылок и кровию его обагрили св. Ворота и двор обители; другому монаху о. Константину, выбили зубы и также пролили кровь; схимон. Иринею прокололи штыком рясу, подрясник и рубашку, на вылет, попав в подмышку, но, Промыслом Божиим, штык не коснулся тела; монаху Георгию вырвали часть бороды и сильно его избили, наконец, толкнули на стоявшего с ружьем греческого солдата, который  от неожиданности чуть было не проколол монаха Георгия.

Собравшись после этого вместе братия заявила гг. офицерам: «если вы хотите взять одного кого-либо из нас, то мы не выдадим его, а поэтому берите всех нас, мы все единомышленники». Тогда командир «Донца» заявил братии: «мы вас брать не будем, а только расставим посты по монастырю», что сейчас же сделали. При этом он добавил, что на "Донце» получено анонимное письмо - о том, что исповедники хотят сжечь монастырь. Услышав сию клевету, братия подала  г. Шебунину заявление, в котором просили показать им это письмо, дабы по почерку можно было узнать автора и привлечь его к законной ответственности за провокацию, но г. Шебунин в просьбе братии отказал и ответил: «не ваше это дело». После этого г. Шебунин со всеми офицерами вторично стал привлекать всю братию к подписи синодской грамотой. Здесь Серафимов и Щербина проявили свои действия в таком направлении. Одного спрашивают: «ты признаешь св. синод? Другого: «ты признаешь патриарха?» третьего: «веруешь ли ты во св. Церковь?» и пр. Этими словами Серафимов и Щербина хотели уловить кого-либо из иноков в словах, так как узнали, что они всецело признают и повинуются вселенскому патриарху, св. синоду и веруют во св. соборную и апостольскую, православно-кафолическую церковь, но только всячески отмещутся всех грамот и распоряжений патриарха и св. синода, направленных к уничтожению и хуле на Святейшее Имя Божие. Поэтому всякого инока, давшего утвердительный ответ на один из сих вопросов, они заносили   в список имяборцев, несмотря на то, что сей инок был и есть исповедник и враг имяборчества, и несмотря на наш протест. Не малым соблазном для братии служил г. Троицкий, который в беседе с монахами Мартинианом и Ваптосом выразился так: «Имя Господа Иисуса равно всякому человеческому имени», и что «Имя Господу нарекли люди», показуя этим, что Бог не имел имени, а сама тварь будто нарекла Творцу Имя.

Не лишним считаем упомянуть здесь о следующем факте. В монастырской ризнице находился шкаф со всеми документами монастыря за всё время его существования (более 900 дет). Игумену Мисаилу и комиссии почему-то понадобилось захватить документы к себе. Ключи же от ризницы находились у иеромонаха Понтия (исповедника), а у дверей ризницы с 13 июня все время стоял часовой. Желая захватить монастырские документы, комиссия прибегла к такой хитрости. 28 июня накануне дня св. апостолов Петра и Павла, было объявлено братии, что арх. Никон изъявил желание совершить бдение, для чего потребовалось взять у ризничного саккос; и отец ризничный выдал облачение, взяв его в нижнем соборе. Видя, что план их расстроился, игумен решился прибегнуть к новой уловке: он во время бдения заявил о. Понтию, что этот саккос тяжел для владыки, - почему требуется принести более легкий. Но братия, предчувствуя что-то недоброе, заблаговременно взяли ключ у о. Понтия, о чём о. Понтий сообщил игумену. В виду этого Шебунин распорядился открыть ризницу при помощи слесаря. Около 10 час. веч. к дверям ризницы пришли игумен Мисаил, наместник Иоакинф, игуменский келейник, три пеших офицера, г. Серафимов и матрос-механик  с инструментами и отмычками (при этом заметим, что часовой был снят с поста у ризницы заблаговременно). Механик открыл дверь, а прибывшие лица захватили все монастырские документы и, оставив дверь открытой, хотели уйти. В это время к ним подошел монах о. Димитриан, который всё время следил за их действиями и сказал им: «что вы делаете? Вместо того, чтобы охранять монастырь, вы разоряете его, производите ночной грабеж, чтобы братия не видела. Разве дня не было, что вы ночью ломаете замки?» При этих словах к о. Димитриану подбежал г. Серафимов и сказал ему: «тут ничего нет». На это о. Димитриан заметил: «как ничего нет, когда вы взломали замок и ограбили ризницу, а теперь говорите, что ничего нет». За это его тут же арестовали, и он семь дней, до самого отхода парохода «Херсон», находился под арестом, как революционер и еретик. Кстати скажем, что арх. Никон не служил на другой день, да, очевидно, и не собирался служить, и ключи понадобились не для саккоса. На третий день после этого события Шебунин расклеил в монастыре объявления, в которых было сказано, что бунтующие монахи 28 июня, несмотря на присутствие в монастыре солдат, взломали дверь в ризницу и  ограбили её, а также находившуюся в ней кассу. В виду этого монастырь был объявлен на военном положении, а в случае какого-либо сопротивления властями  предписывалось войскам  действовать оружием. 1 июля к Афону подошел пароход Добр. фл. «Херсон». В этот день Шебунин заявил исповедникам, что пароход пришел за ними, и чтобы все, не подписавшиеся под грамотой, собирались ехать. Тогда исповедники подали Шебунину заявление, в котором просили  непосредственного ходатайства перед Его Императорским Величеством    об оказании милости исповедникам: отвести место жительства всем вместе и выдать из монастырских сумм пособие. При этом было указано, что с ними есть много стариков схимонахов, совершенно не способных ни к какому труду. Но на просьбу их Шебунин ничего не ответил. 3 июля матросы, солдаты и весь экипаж в полной боевой аммуниции, поставив у св. ворот пулемёты, собрались на дворе, а матросы спешно привинтили шланги к пожарным трубам. Видя всё это, братия собралась к келии своего уполномоченного, в просторном коридоре, в числе около пятисот человек, и стали совершать молитвенное правило (вечерню), так как церкви были заперты. Когда всё было приготовлено для поливки и к бою, к исповедникам подошел консул Шебунин со своей свитой, и командир «Донца» закричал на исповедников: «выходите, черти, добровольно; если же не выйдете, то увидите свиньи, что я с вами сделаю. Вот даю вам полчаса времени»… Раздалась команда, и на исповедников полилась из двух пожарных шлангов сильного напора холодная вода: из одного в упор по коридору, а из другого снизу. Лили долго и усердно целый час 5 минут, но иноки, защищая свои лица св. иконами и крестами, продолжали стоять неподвижно, хотя и тряслись от холода всем телом; при этом непрестанно взывали ко Господу: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас! Пресвятая Богородице спаси нас! Святый Великомучениче Пантелеимоне моли Бога о нас! Вси святии, молите Бога о нас!» Увидев, что исповедники с помощию Божиею, терпеливо переносят холодное обливание, солдаты взяли железные багры, крючки, кочерги и подобныя им орудия и стали ими разбивать, вырывая из рук исповедников св. иконы, кресты и Царские  портреты и бросая их в грязь и воду, топтали ногами. Затем стали этими же орудиями хватать иноков за голову, шею, ноги, одежду, валить их в ту же грязную воду и тем же способом тащить к себе, для отправки на пароход. Не довольствуясь этим, солдаты, под командованием штабс-капитана Мунзова, пустили в дела приклады и даже штыки. Многие очевидцы передают, что один солдат старался вырвать из рук его св. крест, а третий – св. евангелие; но в этот самый момент штык сорвался с винтовки и упал на землю, а о. Ириней свободно прошёл далее, не выпустив из руки св. крест; святое же евангелие было солдатом вырвано и брошено в грязь. Что уже здесь произошло, всего нет возможности описать и передать: до ста человек впереди стоявших иноков было избито, смято, изранено… и все они валялись в грязи вместе с разбитыми св. иконами, крестами и Царскими портретами; по ним ходили солдаты и топтали всё ногами и поощрявшие их имяборцы монахи: Никанор, Моисей и Тихон. Потом этих несчастных солдаты, под руководством тех же трёх имяборцев, тащили за волосы через весь коридор к просфорне и там бросали их вниз по лестнице, как дрова или камни, избивая их при этом прикладами, ногами и кулаками. В это же самое время часть солдат, со шт.-кап.Мунзовым, потеснив остальных исповедников в противоположный угол коридора, а затем поставив солдат около лестницы, ведущей во двор,  начали выгонять их всех по этой же лестнице на двор. Редкому здесь монаху удалось проскочить, чтобы не получить прикладом в спину, бок или голову. В числе избиваемых иноков находились также два иеромонаха о. Филарет и о. Николай, с надетыми эпитрахилями и с крестами в руках. Несмотря на их священный сан и старческий возраст, с ними жестоко расправились: о.Филарета сильно избили. Присутствовавший при этом шт.-кап. Мунзов поносил избиваемаго солдатами священноинока самой скверной бранью.

Ещё большему истязанию был подвергнут иеросхимонах Николай Иванов, который сам о себе пишет следующее: «В то время (3-го июля), когда была в коридоре поливка из пожарных труб холодной водой братии, я в полном монашеском облачении и в епитрахили, с иконой Божией Матери в руках, во время ужасной поливки стоял впереди. Когда всех измочили, многих сбили с ног, и они в одежде с иконами и с крестами лежали на полу в воде, тогда набросились на меня два офицера 50-го Белостокскаго полка, один по фамилии Мунзов, а другой неизвестен, которые моею эпитрахилью чуть было не задушили меня. Они, сорвав с меня эпитрахиль, рясу, схиму, их бросили на пол в воду и топтались по ним. Затем вырвали у меня из рук св. икону Божией Матери и ею два раза сильно ударили меня по голове, потом стали бить меня иконою же по всему телу, я упал на пол в воду, они и лежащаго меня продолжали бить и, избив до полусмерти, бросили на пол в воду и саму св. икону Божией Матери, разбивая её на мелкия части, топтались по ней ногами, а солдаты, тут бывшие, били меня прикладами и ногами; а потом те же два офицера и ещё два солдата, приподняв меня кверху, сильно ударили меня о каменный пол, я лишился чувств. Не могу определить времени моего бесчувствия. Когда же я стал приходить в чувство и, открыв глаза, стал ощущать сильную боль тела от побоев, и так как я лежал в коридоре поперек, то по мне солдаты топтались ногами и чрез меня таскали в просфорню мертвых-убитых монахов (я заметил только двух). Здесь один солдат, схватив меня за ногу, потащил меня по полу к просфо где складывали убитых монахов; дотащив меня до просфорни, солдат, заметив, что я жив, бросил мою ногу и спросил меня: «Батюшка, ты живой!» Я ответил: «живой»! «Так вставай» - сказал мне солдат. «Не могу», - ответил я. В это время подошёл другой содат, они вдвоём приподняли меня и, поставив на ноги, сказали: «иди», но я не мог сам идти. Тогда они начали ругать меня скверными словами, и в то время один солдат сильно ударил меня прикладом ружья в плечи, я снова упал и лежал на полу без чувств. Когда же стал приходить в чувство, то я оказался сброшенным уже внизу во дворе, около библиотеки. Опомнившись немного, я с трудом поднялся на ноги и, неоднократно падавши, оттуда вышел сам, дошёл до переплётни и там, облокотившись о стол, отдыхал, дабы прийти более в чувство. В это время увидел меня мон. Моисей (игуменский повар), возмущавший солдат на избиение монахов; у него была через плечо шашка офицера Мунзова. Монах Моисей, ругая меня скверными словами, подбежал ко мне, вынув из ножен шашку, и ею хотел меня зарубить, но подоспевший солдат, удержал руку убийцы, оттолкнул его с криком: «Не смей это делать», и спас меня от смерти. Этот солдат взял меня под руку и повёл к другим солдатам, стоявшим в два ряда, около храма святителя Митрофана, и, передав им меня, сказал: «отведите его на низ». Два солдата взяли меня под руки и повели вниз по лестнице к храму Успения Божией Матери. - На половине лестницы, оба солдата ударили меня прикладами и толкнули вниз, где сильно ударившись о каменную мостовую, лежал без чувств - не знаю, сколько время. Когда же несли меня 4 солдата из обители, то около св. ворот я мог открыть глаза и увидел стоявшего там консула Шебунина, который говорит солдатам: «несите его «черта» на пристань и отправьте на пароход «Херсон».

Многие монахи, келии которых находились в ближайших к этому месту коридорах, спрятались у себя дома, заперев за собою дверь. Но такая предосторожность не помогла им, так как солдаты, по указанию монаха Никанора, выбивали двери запертых келий (всех около тридцати), обливали иноков и всю обстановку келий водой, а после с бранью выгоняли их оттуда через коридор на лестницу, где уже нещадно колотили прикладами. Для примера приводим показания трёх иноков: Иннокентия Голубова, Савватия Сальникова и Ваптоса Недашковскаго. В келии перваго из них выбили крепкую дверь, залили всё, что там было, и его самого – водой; затем шт.-кап. Мунзов, поднося револьвер ко лбу и груди о. Иннокентия, грозил тут же убить его: после чего выгнали его в коридор, где один солдат несколько раз ударил его прикладом в спину, а другой вырвал из рук св. крест и с силой бросил на пол, вследствие чего св. крест рассыпался на мелкия части и был попран ногами. В келии о. Савватия также разбили дверь, облили всё и его самого водой, выгнали в коридор, и, при спуске с лестницы, солдаты прикладами по голове сбили его с ног, и он, падая на землю, потерял сознание. В таком виде его доставили на пристань, а оттуда на «Херсон».

Отца Ваптоса с такими же обливаниями и побоями выгнали из келии; а при спуске с лестницы один солдат ударил его железной палкой, которой разбивали двери, по голове; кроме того, он получил пять ударов прикладами в спину и бока, вследствие чего потерял сознание и покатился вниз по лестнице, где был поднят солдатом и отправлен на набережную. Здесь уже были собраны все избытые, измоченные водой и окровавленные исповедники, откуда их перевезли на пароход «Херсон». Говорят, что четыре инока убито, но только это тщательно скрывают; 65 монахов ранено из которых 42 оставили на пароходе, а тяжело раненых отправили в монастырскую больницу. На другой день с парохода «Херсон» было снято насильственно около 50 человек стариков, больных и других иноков и вернули их в монастырь; при чём тех, кто не хотел возвращаться, пеший офицер клялся приколоть штыком.

С великой скорбью приходится вспоминать, что монастырь превратился в поле сражения: коридоры были окровавлены, по всему двору видна была кровь, смешанная с водою; в некоторых местах выстланнаго камнями двора стояли целыя лужи крови. Прилагаем здесь список 42 раненых иноков составленный в лазарете парохода «Херсон». Списка же остальных тяжело раненых у нас нет, так как их оставили в монастыре, и имена их тщательно скрываются. Убитых, говорят, было 4.

Список раненых монахов:

Нанесённыя раны, колотыя штыком ружья, монахам: Тихон Селезнёв, Пафнутий Кодынец, Мартирий Котленко, Варнава Алышев, и схим. Смарагд Белый. Нанесённыя резаныя и рубленныя раны монахам: Феодор Беньковский, Евгений Уваров, Иоа Андрейченко, Куарт Боровик, Адриан Хохлов, Георгий Мысько, Никон Наточий, Андрей Казаков и схим. Исаакий Грязев. Нанесённыя раны прикладом ружья монахам:  Герасим Кишевский, Игнатий Потатуев, Мелетий Белоусов, Енох Зайцев, Савватий Сальников, Максим Стригин, Гурий Самсонин, Таврион Евдокимов, схим.: Валент Тримасов, Прохор Нуждин и Феоктист Печерский. Контуженные с кровоподтёками в разных местах тела монахам:  Авив Харинов, Мина Уваров, Никандр Попов, Августин Ольшин, Палладий Левченко, Афанасий Редник, Палладий Дротиков, Павел Саприкин, Севастиан Киловский, Иамвлих Мальчевский, Мелитон Гаврилов, Иоанн Свистунов, Ваптос Недашковский, Георгий Нарышкин, Евангел Казаченко.

Когда отправили избитых монахов на пароход «Херсон», - то на другой день вся остальная братия собралась на пристани, чтобы и им всем переехать на пароход к своим арестованным монахам, но когда г. Шебунин увидел, что вся оставшаяся в монастыре братия идёт на пароход вслед за побитыми братиями, стал кричать: «отцы, что вы делаете? На кого монастырь оставляете?» Братия на это ответила: «пусть кто хочет живёт… эти уедут, а нас игумен начнёт опять приневоливать к подписи». Тогда консул, обратясь к игумену, сказал: «о. игумен, что вы делаете? Не смейте притеснять! Не к чему; как молились, так и молитесь, только мирно живите!» О. наместник тихо сказал: «вы только уезжайте, а мы посмотрим, что будет». И действительно, как только пароходы ушли, снова начались притеснения относительно подписей, а кто и подписывался, то всё-таки должен был выполнить назначенную игуменом эпитимию. Не желавшим подписываться иеромонахам и иеродиаконам запрещали служить на Афоне, а монахам приобщаться, и всех их с первым пароходом отправили в Россию, но уже не с таким позором и волос не стригли, а в монашеской одежде. 8 июля пригнали на пароход исповедников Андреевскаго скита, в числе  181 чел. В тот же день «Херсон» отчалил от Афона по направлению к Одессе, имея на себе 616 исповедников, куда и прибыли 13 июля. Допрошены были здесь властями, каждый по отдельности. Допрос произведён был злоумышленный, именно для того, чтобы монахи подписались, что они якобы добровольно снимают с себя монашество. Производившие допросы, допросив о месте приписки и о поступлении в монастырь и принятии сана, требовали подписаться, монах подписывался, где ему укажут. На этом же бланке были напечатаны ещё несколько пунктов отдельно, другого содержания, в которых говорится так: 1) что выехал с обители добровольно и не имею никакой претензии, 2) что добровольно снимаю с себя рясу и впредь не желаю носить, - и здесь, не объясняя ничего, ими умышленно напечатаннаго, тоже требовали подписаться. Монахи не подозревая здесь ничего подобнаго, как со стороны начальственных лиц, подписывались и под этими пунктами. Теперь эти иноки скорбят, что они обмануты, - якобы добровольно подписались. Иноки группами были отправлены: одни, по указанию монастырскаго начальства, в тюрьму, другие же в тюремных тёмных каретах в бульварный участок, где долго томились, а третьи- каждый на свою родину. Все они лишёны монашеской одежды и собственных вкладов, выданы только те,  которые не превышают 50 рублей, все же крупные вклады (иногда в 3 - 4 тысячи рублей) и плата за собственныя, в Фиваиде, келлии, - удержана под разными предлогами: например, под теми, что монастырския власти в своё время не внесли вклада в денежную книгу; или потому, что после избивания иноков и их ареста кельи их были разграблены оставшимися имяборцами, где вместе с другим имуществом безследно исчезли расписки на вклады, а некоторые - немногие вручили свои расписки консулу Шебунину, у котораго они остаются до сего дня без ответа. В Андреевском же скиту выдали расписки на получение вкладов в Одессе. Теперь выяснилось, что эти расписки – фальшивы, и вкладов по ним нельзя получить…