Эти слова, говорит Златоуст, выражают не только скорбь, но и две воли, противоположные между собою, одну — сыновнюю, а другую — отчую. Нежелание смерти со стороны плоти, по словам Святого отца, не служит к её осуждению, потому что это естественно, а Христос явил в себе все свойственное человеческому естеству, кроме греха. (Против аномеев. Сл. 7. Т. 1.  с. 556).

Обстоятельное разъяснение настоящего вопроса дает св. Кирилл Александрийский. В своем толковании на слова Спасителя: ныне душа Моя возмутися: и что реку; Отче, спаси Мя от часа сего: Но сего ради приидох на час сей. Отче, прослави имя Твое! (Ин. 12, 27-28).

«Замечай здесь, - говорит Св. Кирилл, - удобопреклонность человеческой природы смущению и страху и, напротив, твердость и неизменность во всем Божественной и неизреченной силы и проявления её в одном, только свойственном ей, мужестве. Появившееся (в душе Христа) представление о смерти пытается смутить Иисуса, а сила Божества тотчас же овладевает вызываемым страданием и немедленно преобразует возбужденный страх в несравненное дерзновение. Мы должны думать, что и в самом Христе Спасителе человеческие чувства возбуждались по двум необходимым причинам. Посредством них (человеческих чувств) и состояний Ему необходимо подобало не по видимости и в умопредставлении, но, напротив, природно и истинно являться человеком, родившимся от жены, носившим в себе всё человеческое, кроме только греха. Страх же и робость суть естественные в нас страсти, не принадлежащие к числу грехов. А кроме того еще, благополезно возбуждались во Христе человеческие состояния не для того, чтобы возбуждения эти овладевали (Им) и шли далее, как это у нас, но, чтобы, побежденные силою Слова, прекращались, с преобразованием природы в первом Христе в некое лучшее и Божественнейшее состояние. Таким именно образом, а не иначе, образ исцеления мог перейти и на нас, ибо во Христе, как начатке, природа человека возводилась в обновление жизни. В Нем и сверхприродное приобрели мы, почему и вторым Адамом назван в Божественных писаниях (I Kop 15, 45). И если, как человек, он жаждал и утруждался, то и подвергается смущению от страданий как человеческому (состоянию). Смущается же не так, как мы, но постольку, поскольку это касалось лишь подверженности чувству предмета, потом тот час же опять возвращается к подобающей Ему дерзновенности. Из сего ясно, что Он имел и разумную душу. Как жажда или даже какое подобное состояние есть свойственная плоти страсть, так и смущение чрез представление ужасных предметов. должно быть страстью разумной души, в которой одно только может появляться представление и сознание этого. Еще не быв на самом кресте, Христос преждевременно подвергается смущению, очевидно предсозерцая будущее и своим разумом увлеченный к представлению ожидавших Его страданий. Ведь страсть (состояние) боязливости мы не назовем страстью ни бесстрастного божества, ни, конечно, плоти. А если и то, что имеет неразумную душу (животное), смущается и испытывает боязнь, то не чрез представление и не разумом предсозерцая будущее страдание приходит в страх, но когда бывает захвачено самой бедой, - тогда только и начинает испытывать чувства настоящей опасности. Теперь же Господь смущается не от того, что видит, но от того, что представляет и чего ожидает. Поэтому и не сказал Христос: «плоть моя возмутилась», но «душа моя», отвергая предположение еретиков. Впрочем, сказав: «возмутилась», не смолк (на этом), но преобразует страсть (боязливость) в дерзновенность и говорит как бы так: ничего не значит умереть, но для того Я дозволил плоти устрашаться, чтобы преобразовать её в дерзновенность; Я пришел дать жизнь обитателям земли, потому и готов к страданию». (Толкование на Евангелие Иоанна. Т. 17. Сергиев Посад. 1909. с. 84-86).

«Если бы (Спаситель), - говорит св. Кирилл, - не подвергся страху, то природа наша не оказалась бы свободной от страха, если бы не претерпел скорби, то никогда бы не освободилась от скорби, если бы не убоялся и не устрашился, она никогда бы не была вне этих страстей. И то, что есть в каждом человеке, то же самое найдешь в соответственном виде и во Христе, - движения страстей плоти не такие, чтобы они властвовали, как в нас, но чтобы их победить и упразднить силою вселившегося в плоть Слова, при преобразовании природы в лучшее состояние».

Мы привели настоящие рассуждения св. Кирилла, высказанные им при объяснении на Евангелие от Иоанна (12, 27), хотя у нас речь идет о Евангелии от Матфея (26, 39) на том основании, что св. Кирилл все эти места рассматривает как однозначащие по смыслу. (св. Кирилл, Толкование на книгу Исаии. t. 7. Москва, 1891. с. 217). Таковы они и действительно по существу дела.

Св. Ефрем Сирин, в объяснении рассматриваемого места, говорит: «сказал это по причине немощи, коею был облечен, потому что не в ложном виде, но поистине был облечен ею. А если поистине был облечен немощью, то и невозможно было, чтобы немощь не боялась, не смущалась. - Смущение предстоящей смертью напало на Него для того, чтобы явной сделалась Его природа, именно, что Он был сыном того Адама, над которым, как говорил Апостол, царствовала смерть». (Толкование на четвероевангелие. Сергиев Посад. 1896. с. 291).

Наконец, Св. Иоанн Дамаскин приводит настоящее место в своем «Точном изложении православной веры», как классическое, в котором со всей наглядностью и ясностью решается вопрос о существовании и взаимоотношении двух воль во Христе. «Пред спасительным Своим страданием, — по словам Св. Дамаскина, — Он (Спаситель) говорит: Отче, аще возможно, да мимоидет от Мене чаша сия (Мф 26, 39); но, очевидно, Он должен пить чашу как человек, а не как Бог, посему, как человек, хочет, чтобы миновала Его чаша. Это были слова естественной (боязни. Обаче не Моя да будет воля (Лк 24, 42); не Моя, поколику Я имею иную от Твоей сущность, но Твоя, то есть Моя и Твоя, поколику Я Тебе единосущен. Он естественно имел хотение и как Бог, и как человек; впрочем человеческая воля следовала и подчинялась (Божеской) Его воле, не действуя по собственному расположению, но желая только того, чего хотела Божеская Его воля. Когда же Божеская воля попускала, тогда человеческая воля естественно подвергалась тому, что свойственно ей. Так, когда она отрицалась от смерти, а Божеская Его воля соизволяла на то, и попускала, тогда естественно отрицалась от смерти, а Божеская Его воля соизволяла на это и попускала; тогда естественно отрицалась от смерти и находилась в борении и страхе. Когда же Божеская Его воля восхотела, чтобы человеческая Его воля избрала смерть, тогда страдание Его соделалось произвольным, потому что Он добровольно предал Себя на смерть не только как Бог, но и как человек». (Точное изложение православной веры. Кн. 111. гл. 18).

Изо всего сказанного видно, что по общему учению святоотеческому Гефсиманское моление Христа Спасителя не было искупительным подвигом страдающей любви Христовой за грехи рода человеческого, а было подвигом борения Христа Спасителя от страха грядущих Голгофских страданий.

Митрополит Антоний находит такое понимание Гефсиманского подвига Спасителя недостойным личности Спасителя. Должно отвергнуть, — говорит он, - ходячее представление о Гефсиманской молитве, как будто внушенной Христу страхом предстоящих телесных страданий и смерти. Это было бы крайне недостойно Господа, Которого рабы потом шли на мучения, радуясь и ликуя среди терзаний их телес, а смерти за Христа жаждали как величайшего блага. Но что это возражение высокопреосвященного автора в значительной степени основывается на недоразумении, в этом мы убедимся, если познакомимся со святоотеческим учением о так называемых естественных и безупречных страстях человеческой природы. Естественные и безупречные страсти Христос Спаситель, по учению Святых Отцов, принял на Себя всё и только не принял греха и страстей греховных».

«Мы исповедуем, - говорит Святой Иоанн Дамаскин, - что Христос воспринял все естественные и безупречные страсти человека. Ибо Он воспринял всего человека и всё, свойственное человеку, кроме греха, потому что грех не естественен и не Творцом всеян в нас, но возникает из последующего посева диавола в нашей свободной воле с нашего согласия и не владычествует над нами насильственно. Естественные же и безупречные страсти, не находящиеся в нашей власти, - те, кои превзошли в человеческую жизнь вследствие осуждения и преступления, каковы голод, жажда, утомление, труд, слезы, тление, уклонение от смерти, боязнь, предсмертная мука, от коей пот, капли крови, помощь ангелов ради слабости природы и подобное, что по природе присуще всем людям. Итак, Христос всё воспринял, чтобы всё освятить. Он подвергся искушению и победил, чтобы нам приготовить победу и дать природе силу побеждать противника, дабы естественно, некогда побежденное, победило некогда посредством тех нападений, посредством коих само было побеждено. Конечно, естественные наши страсти были во Христе и сообразно естеству, и превыше естества. Ибо сообразно естеством они возбуждались в Нем, когда Он попускал плоти терпеть свойственное ей; а превыше естества, потому, что естественное во Христе не предваряло Его хотения. В самом деле в Нем ничего не усматривается вынужденного, но всё - добровольное. Ибо по собственной воле Он алкал, по собственной воле жаждал, добровольно боялся, добровольно умер» (Точное изложение православной веры. Кн. 3. гл. 20).

В частности, относительно боязни Иоанн Дамаскин говорит: «Слово боязнь имеет двоякий смысл. Есть боязнь естественная, когда душа не хочет разлучаться с телом по-естественному сочувствию и сродству, какие Творец вложил в душу с самого начала, из-за коих душа естественно страшится, мучится и отвращается от смерти. Определение этой боязни такое: естественная боязнь есть усилие отстоять свое бытие по отвращению к смерти. Ибо, если Творцом всё приведено из небытия в бытие, то естественно всё стремится к бытию, а не к небытию; и всем тварям по естеству свойственно влечение к тому, что поддерживает бытие. Потому и Бог Слово, соделавшись человеком, имел таковое же стремление, обнаруживая влечение к тому, что поддерживает естество - желал Себе пищи, пития и сна, естественно всё это употреблялось. От того же, что гибельно для жизни, Он отвращался, как, например, во время страдания, Он добровольно почувствовал содрогание пред смертью. Ибо, хотя происходившее совершалось и по закону природы, однако же не по необходимости, как бывает с нами, так как то, что было естественно, Он принимал на Себя добровольно по своему хотению. Поэтому самая боязнь, страх и борение относятся к страстям естественным, безупречным и не подлежащим греху. (Максим Исповедник. Диалог с Пирром).

Есть ещё боязнь, происходящая от помрачения помысла, неверия и неведения часа смертного, когда, например, мы устрашаемся ночью, если произойдет какой-нибудь шум. Таковая боязнь - вопреки природе, и, определяя её, мы говорим: неестественная боязнь - есть содрогание от неожиданности. Таковой робости Господь к Себе не допускал, потому Он никогда и не устрашался, как только в час страдания, хотя неоднократно, по планам домостроительства, скрывался (от опасности), ибо Он знал и час Свой. А что Господь действительно устрашился, об этом говорит священный Афанасий в слове «против Аполлинария»: по сему Господь сказал: ныне душа моя возмутися (Ин. 13, 27). Слово ныне означает - когда восхотел; тем не менее показывает то, что было в действительности, ибо Господь не называл присущим Себе того, чего в Нем не было, как будто бы речь шла лишь о мнимо происходящем, так как все (это) совершилось действительно и истинно. (Против Аполлинария. Кн. 1. - О воплощении Господа нашего Иисуса Христа. § 16. т. 3. 1903. с. 354). И в другом месте: «Божество никак не приемлет страдания без страждущего тела, не показывает смущения и скорби без скорбящей и смущающей души, не тоскует и не молится без тоскующего и молящегося ума. Впрочем, (все) происходившее совершалось не от того, что естество было побеждено, но для доказательства бытия (человеческой природы во Христе). (Против Аполлинария, Кн.II, - О спасительном пришествии Христовом, § 13. т. 3. с. 354). Выражение же: «все происходившее совершалось не вследствие того, что естество было побеждено», - показывает, что Христос терпел это не против воли». (Точное изложение православной веры. Кн. 36. гл. 23).

Всё изложенное нами учение Святых Отцов Церкви по вопросу о Гефсиманском молении Христа Спасителя может быть сведено к следующим положениям:

1) Все Святые Отцы Церкви видели в Гефсиманском молении Христа Спасителя не искупительный подвиг который они полагали в Голгофских страданиях Спасителя, а подвиг предъискупительного борения.

2) Сущность этого подвига они поставляли не в сострадательной любви Спасителя о грехах человеческого рода, а в проявлении немощи человеческой природы Его, выразившейся в страхе пред грядущими Голгофскими страданиями.

3) Проявление этой немощи человеческого естества Спасителя не представляет ничего недостойного Святейшей личности Его, так как оно произошло по свободному изволению Божественной воли Его и имело домостроительное значение.

4) Домостроительное значение этого подвига Спасителя заключается в том, что Им свидетельствовалось, что Спаситель воспринял на Себя не мнимую, а действительную человеческую природу со всеми её безгрешными немощами и одну из главнейших этих немощей человеческих препобедил в Своей личности.

Вторая особенность учения митрополита Антония о догмате искупления заключается в том, что искупительный подвиг Христа Спасителя понимается им не в смысле искупительной жертвы за род человеческий, а в смысле сострадательной любви за него. Перейдем к рассмотрению этого пункта его учения. Общепринятое в нашей богословской литературе учение по этому вопросу может быть выражено следующими словами великого нашего богослова, святителя Феофана Затворника: «Мы пали чрез грехопадение прародительское и попали в неисходную пагубу. Спасение наше должно состоять в избавлении нас от сей пагубы. Пагуба наша состоит в двоякого рода зле: во-первых, в прогневании Бога нарушением воли Его, в потере Его благоволения и в подвержении себя клятве законной; во-вторых, в повреждении и расстройстве своего естества грехом или в потере истинной жизни и вкушении смерти. Почему для спасения нашего были потребны: во-первых, умилостивление Бога, снятие с нас клятвы законной и возвращение нам Божия благоволения; во-вторых, в оживотворении нас, умерщвленных грехом, или даровании нам новой жизни. И то, и другое необходимо для нашего спасения: и снятие клятвы, и обновление нашего естества. Если неумилостивлённым к нам пребудет Бог, мы не можем получить от Него никакой милости, если не получим милости, благодати не сподобимся; если благодати не сподобимся, новой жизни возыметь не возможем. А если бы мы и получили каким-либо образом прощение и помилование, но остались необновленными, никакой от того не получили бы пользы; потому что без обновления мы непрестанно пребывали бы в греховном настроении и непрестанно источали бы из себя грехи, а чрез грехи снова подвергались бы осуждению и немилости, или всё оставались бы в том же пагубном состоянии.

И то, и другое совершено искупительною жертвою за нас Христа Спасителя. Крестною Своею смертию Он принес умилостивительную жертву за род наш, снял с нас вину греха и примирил нас с Богом. А Своею праведною жизнью, в которой Он совершеннейшим образом и во всей полноте осуществил волю Божию, Он явил нам в Себе неистощимый источник правды и освящения для всего рода человеческого». (Епископ Феофан. Начертание христианского нравоучения. Москва. 1891. с. 9-26).

Против этого, принятого в наших догматиках и в Катехизисе митрополита Московского Филарета, учения об искуплении, митрополит Антоний делает возражения и заменяет его своим учением. Для учения о Голгофских страданиях и смерти Христа Спасителя, умилостивительной жертве за грехи всего рода человеческого, по мнению его, не имеется оснований ни в Ветхом, ни в Новом Завете, ни у святых Отцов и Учителей Церкви. Решительным противником этого учения является Григорий Богослов, а явным защитником его собственного учения о сострадательной любви, как о сущности искупительного подвига Христа Спасителя, - Симеон Новый Богослов. В частности, ветхозаветные жертвы, на которые главным образом опирается учение о Голгофской смерти Христа Спасителя, как искупительной жертве, - по мнению митрополита Антония, совсем не имеют того священно-прообразовательного по отношению к великой Голгофской жертве, смысла, какой обычно приписывается им.

Рассмотрим эти возражения нашего автора. Митрополит Антоний думает, что ветхозаветные жертвы не имели никакого таинственного преобразовательного значения по отношению к Новозаветной Голгофской жертве, а были простым приношением верующих Богу. Но не так смотрели на ветхозаветные жертвы Святые Отцы и Учители Церкви.

По словам св. Григория Богослова, жертвы эти были, с одной стороны, уступкою младенчествующему Израилю, дабы он не увлекался языческими жертвами; но, с другой стороны, в этих жертвах ветхозаветный закон предписывал будущее жертвоприношение на Голгофе. (Творения.Т. 1. с. 179-180). В особенности такое таинственно-прообразовательное значение имел ветхозаветный пасхальный агнец. (Творения. Т. 4. с. 132-142).

«Все, что произошло во времена ветхозаветного богопочитания - говорит Иоанн Златоуст, - в конце концов возводится к Спасителю, будет ли то пророчество или священство, или царское достоинство, или храм, или жертвенный алтарь, или завеса, или ковчег, или очистилище, или манна, или жезл, или стамна, или что иное - все имеет отношение к Нему. Бог издревле позволил сынам иудовым совершать жертвенное Ему служение не потому, что Он удовлетворялся жертвами, но потому, что желал отвлечь иудеев от языческих суеверий. С того времени направляя их туда, куда Сам хочет, налагает на Себя то, чего меньше всего желал бы. Так как ум иудейский еще не мог предпринять духовной деятельности, но был порабощен языческим привычкам и чувствовал влечение к жертвенникам и жертвам, то Бог, взяв идольские празднества, изменяет их сообразно с духом благочестия и, таким образом, терпит то, чего не желал бы. Делая уступку произволению иудеев. Он, как мудрый и великий, самым дозволением жертвоприношений предуготовлял образ будущих вещей, чтобы жертва, сама по себе бесполезная, однако, оказалась полезною как таковой образ. Обрати тщательное внимание на дело, потому что мысль глубока. Жертвы не были угодны Богу, как совершавшиеся не по желанию Его, а лишь по Его снисхождению. Совершавшимся жертвоприношениям Он придал образ, соответствовавший будущему домостроительству Христову, для того, чтобы, если сами по себе они и недостойны принятия, то сделались бы благоприятными, по крайней мере, в силу выражаемого ими образа. Всеми жертвоприношениями Он выражает образ Христов и оттеняет будущие события. Будет ли то приносимая в жертву овца, она - образ Спасителя; будет ли то вол, он - образ Господа; будет ли телец или телица, или что-либо иное из того, что обыкновенно приносится в жертву, будет ли то голубь и горлица, все имело отношение к Спасителю. По этой причине был и храм, чтобы был предуготован образ храма Господня. По этой причине - овца, поэтому - иерей, поэтому завеса. А чтобы не впасть в некоторое многословие, я советую тебе обратиться к истолкованию того, что выше сказано, к Павлу, который не дозволяет тебе ничего мыслить безотносительно ко Христу, но все относить к Нему». (Творения. т. 3. с. 898-900).

Так же смотрит на ветхозаветные жертвы и св. Афанасий Великий. «Господь чрез Моисея, - говорит св. отец - даровал постановления касательно жертв, и целая книга, именуемая книгой Левит, полна предписаний о них, - дабы приносящему жертву высказать одобрение, а пренебрегающего ими, как непослушного повелению подвергнуть порицанию. А чрез пророков Он говорит: Кто требует сего от рук ваших? Я не говорил отцам вашим о жертвах заклания и не давал им повелений касательно жертв всесожжения (Иерем. 7, 22). Из этого может показаться, что Св. Писание не согласуется само с собою, или - что Бог, даровавший эти повеления, неистинен. Но может ли действительно отсутствовать согласие? Да не будет. Виновник истины не лжив, ибо невозможно солгати Богу (Eвp 6,18), как утверждает Павел; но лучше сказать, все истинно для правомыслящих и для тех, которые с верою приемлют предписания Закона. Вместе с тем мне кажется, - и да поможет мне Бог по молитве вашей, - что это возражение и от истины недалеко. Именно, первоначально не существовало никакого определения и закона касательно жертв заклания, а также и о жертвах всесожжения не было повеления от Бога, даровавшего Закон, но ради того введены были жертвы, чтобы иметь им символическое знаменование и быть прообразами; ибо с Законом тесно была соединена сень грядущих благ (Евр 10, 1), и лишь до времени исправления (Евр 10, 10) установлены были эти прообразы. Поэтому не весь Закон касался жертв; но в законе было только одно собрание предписаний относительно жертв (книга Левит), посредством которых он (Закон) наперед убеждает удерживаться от идолослужения и печься о близости к Богу; и через который он прообразовательно возвещает также и о настоящем времени. Поэтому-то Бог, ни в начале, когда Он вывел народ из Египта, ни в то время, когда они (евреи) пришли к горе Синай, не давал им предписаний касательно жертв заклания и всесожжения, — ибо Бог — не человек, чтобы Ему необходимо было заранее печься об этом, — но Его повеление было о том, чтобы научились знать Его как истинного Бога, и слово Его не почитать ниже богов лжеименных, которые не существуют в действительности. А когда они пожелали служить Ваалу и ревностно старались о принесении жертв тем, которые не существуют, - только тогда, после дарования Закона, и предписания о жертвах было возведено на степень Закона». (19 Пасхальное Послание. т. 3. Сергиева Лавра. 1903. с. 504, 506).

Св. Кирилл Александрийский посвятил выяснению этого вопроса целое специальное сочинение «О поклонении и служении в духе истины», в котором вопрос этот выясняется действительно в высшей степени всесторонне и обстоятельно. Основная идея этого сочинения та, что «из жертв: одни изображают Еммануила, за нас закалаемого, а другие - нас самих, умирающих для мира и в волю благоухания приносящих Богу свою жизнь и спасение». (Творения о поклонении и служении в духе и истине. Ч. 3. с. 93).

Но если так смотрят на ветхозаветные жертвы св. отцы и учители Церкви, то тем большее значение должны придавать они искупительной смерти Христа Спасителя за род человеческий на Голгофе. Это действительно мы и видим. Все они признают Голгофскую смерть Христа Спасителя жертвой, принесенной Им в умилостивление за род человеческий, и притом в самом буквальном, а не каком-либо переносном значении этого слова. И с этой точки зрения Голгофская смерть Христа Спасителя является для них «великим таинством» искупления рода человеческого от греха, проклятия и смерти и «великим таинством» примирения грешного человечества с Богом.

Св. Григорий Богослов, изложив свой взгляд на ветхозаветные жертвы, как преобразовательные по отношению к великой новозаветной жертве, замечает: «Но чтобы познал ты глубину мудрости и богатства неисследимых судов Божиих, самые (ветхозаветные) жертвы не оставил Бог вовсе неосвященными, несовершенными и ограничивающимися одним пролитием крови; но к подзаконным жертвам присоединяется великая и относительно к первому Естеству, так сказать, незакалаемая Жертва — очищение не малой части вселенной, и не на малое время, но целого мира и вечное? Под этой великой Жертвой разумеется у него Сам Христос Спаситель, проливший Кровь Свою за спасение рода человеческого на Голгофе, почему неоднократно называется у него «Богом, Архиереем и Жертвою». «Он дал Себя за нас в искупление, в очистительную жертву за вселенную.» (Слово 30. т. 3. с.81). «Для нас стал Он человеком и принял зрак раба, за наши беззакония веден был на смерть.» (Слово 19. т. 11. с. 129). «Он - Бог, Архиерей и Жертва.» (Слово  111. т. 1. с. 58-59; Слово 20. т. 2. с.135. Стихи о самом себе. т. 4. с. 247). «Он был Жертвой, но и Архиерей, Жрец, но и Бог; принёс в дар Богу кровь; но и очистил весь мир; вознесен на крест, но ко кресту пригвоздил грех» (Стихотворение о самом себе. Т. 4. с. 245). «Искупает мир - собственною Своею кровью» (Слово 29. т. 3. с. 61).

Св. Афанасий Александрийский так говорит о Голгофской жертве Спасителя: «Он, будучи истинным Сыном Отца, напоследок стал ради нас человеком, чтобы предать Себя за нас в жертву Отцу и искупить нас чрез Свою жертву и приношение (Еф 5, 2). Он Тот, Который древле вывел народ из Египта, а напоследок всех нас, или, лучше сказать, весь род человеческий искупил от смерти и возвел из ада. Он Тот, Который от века приносим был в жертву, как Агнец, и в Агнце прообразовательно был представляем, а наконец, принес Себя в жертву за нас; ибо Пасха наша за ны пожрен бысть, Христос (I Kop 5, 7)». (Десятое Пасхальное Послание. §10. т. 3. с. 464). «Смертию Его совершилось спасение всех, искуплена вся тварь. Он есть Общая всех Жизнь, и в искупительную жертву за спасение тех, как овча, предал на смерть тело Свое, хотя и не веруют тому Иудеи». (О воплощении Бога Слова. § 37. т. 1. Сергиева Лавра. 1902. с. 238). Подобным же образом рассуждает Св. Григорий Нисский; «Иисус, как говорит Захария, Иерей Великий (Зах 3, 1), Своего Агнца, то есть Свою плоть, за мирской грех принесший в жертву, ради чад приобщившихся плоти и крови и Сам приобщивыйся приискренне крови (Евр 2, 14) (Не в том отношении, как Он был вначале, будучи Словом и Богом, и в образе Божием быв, и будучи равен Богу; но в том, как истощил Себя в образе раба, и принёс приношение и жертву за нас), - Сей Иисус сделался Архиереем для многих грядущих родов по чину Мелхиседекову». (Против Евномия. Кн. 4. § 2. t.4. с. 43-44). «Он есть Пасха (I Kop 5, 6) и Архиерей (Eвp 7, 2). Ибо поистине за ны пожрен бысть Пасха Христос; священник же, приносящий Богу «Жертву», не иной кто есть, как тот же Христос. Ибо в себе, говорит (Апостол), принес приношение и жертву за нас (Еф 5, 2).» (К Олимпию монаху о совершенстве, т. 7. с. 237). «способом священнодействия неизреченным и людьми невиданным самого Себя приносит в приношение и жертву за нас, будучи вместе священником и Агнцем Божиим, вземлющем грех мира.» (Слово на Св. Пасху, т. 7. с. 38).

Много материала по данному вопросу в том же духе находится в творении Св. Иоанна Златоуста. «Домостроительство, имевшее совершиться в Новом Завете, — говорит этот св. отец в своем толковании на Евангелие Иоанна, - предварительно предначертали образы, как преобразование; а Христос, пришествием Своим совершил его. Что говорит прообразование? Возьмите овча по домам и принесите жертву, как повелел и законоположил Господь (Исх 12). Но Христос не так сделал; Он не повелел этого, а Сам становится яко овча, принося Отцу Себя Самого в жертву и приношение». Когда Иоанн Предтеча увидел Христа, то сказал ученикам Своим: се Агнец Божий (Ин 1, 35). Этим Он показывает всем и дар, с которым Он пришел, и образ искупления. Слово «агнец» выражает и то и другое. И не сказал Иоанн: имеющий взять или: взявший, но: вземлющий грехи мира как бы Христос всегда это делал. В самом деле, Он не тогда только принял на Себя грех, когда пострадал, но с того времени и доселе вземлет грехи, не так, как бы всегда был распинаем (Он однажды принес жертву за грехи), а так, как этой одной жертвой Он всегда очищает грехи.» «Эта кровь древле была прообразована на жертвенниках, в закланиях, определенных законом. Она есть цена вселенной; ею Христос искупил Церковь; ею Он всю её украсил.» «Она в образах омывала грехи. Если же в образах она имела такую силу; если смерть так страшилась тени, то может ли, скажи мне, не убояться самой истины?» «Давид к словам: жертвы и приношения не восхотел ecu, прибавил: тело же совершил ми ecu (Пс. 39, 7), разумея тело Владычнее, общую за вселенную жертву, которая очистила наши души, разрешила грехи, уничтожила смерть, отверзла небеса, показала нам многие и великие надежды и всё прочее устроил» (Против иудеев. т. 1, с. 722). Особенно замечательно рассуждает о таинстве Голгофской жертвы Иоанн Златоуст в своей беседе «О кресте и разбойнике», произнесённой им, как это видно из самой беседы, в великий пяток страстной седмицы.

«Сегодня Господь наш Иисус Христос - на кресте, и мы празднуем, чтобы ты знал, что крест - праздник и духовное торжество. Прежде крест служил именем наказания, а теперь стал почетным делом, прежде был символом осуждения, а теперь - знамением спасения... Он просветил сидящих во мраке, он примирил нас, бывших во вражде с Богом... Благодаря кресту мы не трепещем пред тираном, потому что находимся около царя. Вот почему и празднуем, совершая память креста. Так повелел праздновать ради креста и Павел. Да празднуем, говорит, не в квасе ветсе, но в безквасиих чистоты и истины (1 Кор 5, 3). Затем, указывая причину, присовокупил, что Пасха наша за ны пожрен бысть Христос. Видишь, каким образом повелевает он праздновать ради креста? На кресте пожрен бысть Христос, а где Жертва, там уничтожение грехов, там и примерение с Богом, там праздник и радость. Пасха наша за ны пожрен бысть Христос. Где, скажи мне, пожрен бысть? На высоте помоста. Необычен жертвенник этой жертвы, потому что и жертва необычайная и небывалая. В самом деле, один и тот же был и жертвой и священником: жертвой был плотью, а священником - духом. Один и тот же приносит и был приносим плотью. Послушай, как изъяснил то и другое Павел. Всяк Первосвященник, говорит он, от человек приемлем, человеками поставляется. Темже потреба имети что и сему, еже принесет (Евр 6; 8, 3); вот Сам Он приносит Себя. А в другом месте говорит, что Христос единою принесеся, во еже вознести многих грехи, явится ждущим Его во спасение (Евр 9, 28). Здесь Он принесен, там принес Себя. Видишь, как стал Он и жертвой и священником, а жертвенником был крест? Почему же, скажешь, жертва приносится не в храм, а вне города и стен? Чтобы исполнилось пророчество, что с беззаконными вменися (Исх 4, 12). Почему же зак(о)лается Он на высоте помоста, а не под кровом? Чтобы очистить воздушное естество... Но очищалась и земля, потому что на неё капала кровь из ребра... Для того не под кровлей, для того не в храме иудейском, чтобы не утаили жертвы иудеи, и ты не подумают, что она приносится только за один этот народ, чтобы тебе знать, что жертва всеобща, что приношение за всю землю» (Т. 11. с. 437-438; ср. т. 11, с. 446-449).

Св. Кирилл Александрийский по поводу слов Иоанна Предтечи о Спасителе рассуждает следующим образом: «Се агнец Божий вземляй грехи мира (Ин 1, 29). Надлежало раскрывать, Кто был пришедший к нам и зачем совершает (нисшествие - пришедши к нам с небес. Итак, се, сказано, Агнец Божий вземляй грех мира, на Коего указал пророк Исаия в словах: яко овча на заклание ведеся и яко агнец пред стрегущими его безгласен (Ис 4, 7), и Коего, сказано, некогда предобразовал закон Моисеев. Но тогда Он спасал только отчасти, не простирая милость на всех, ибо был образом и тенью; теперь же Тот, Кто некогда живописуем был посредством загадок, Истинный Агнец, Непорочная Жертва ведется на заклание за всех, дабы отогнать грех мира, дабы низвергнуть губителя вселенной, дабы Своею за всех смертью упразднить смерть, дабы разрешить проклятие, бывшее на нас, дабы прекратилось, наконец, наказание, выраженное в словах: земля ecu и в землю отъидеши (Быт 3, 19), дабы явился второй Адам, - не от земли, но с неба (1 Кор 15, 47), - и стал для человеческой природы началом всякого блага, разрушением внесенного (грехом) тления, виновником вечной жизни, основанием преобразования (человека) по Богу, началом благочестия и праведности, путем в царство небесное. Един за всех умре Агнец, спасая Богу и Отцу весь сонм людей. Един за всех, дабы всех подчинить Богу, Един за всех, дабы всех приобрести, да, наконец, все не ктому себе живут, но умершему за них и воскресшему (2 Kop 5, 15). Поелику мы находились во многих грехах и посему были повинны смерти и тлению, то Отец дал Сына в избавление за нас (1 Тим 2, 6), Одного за всех, так как и все в Нем, и Он выше всего. Один умер за всех, дабы все жили в Нем» (Толкование на Евангелие Иоанна. Творения св. отцов, издаваемые при Московской Духовной Академии (Сергиева Лавра, 1901) с. 175-176). Общий взгляд Кирилла Александрийского на Голгофскую смерть Христа Спасителя таков, что на Голгофе Еммануил «принес Себя в жертву Отцу не за Себя Самого, по безукоризненному учению, но за нас, находившихся под игом и виною греха». (О поклонении и служении в духе и истине, ч.11, с. 243). «Сам Себя, как святую жертву, принёс Богу и Отцу, купив кровию Своею спасение всех.» (Толкование на Евангелие Иоанна. Сергиев Посад. 1906. с. 285). «Ради нас подвергся смерти, и мы искуплены от прежних грехов, по причине заколения, которое Он потерпел за нас.» (О поклонении и служении в духе и истине, ч.11. с. 247). «В Нем мы оправданы, освобождены от всякого обвинения и осуждения, беззаконие снято с нас: ибо такова была по отношению к нам цель домостроительства у Того, Который из-за нас, ради нас и вместо нас подвергся смерти» (О поклонении и служении в духе и истине. ч. 1. с. 174-175).

Св. Василий Великий в послании к епископу Оптиму пишет: «Господу надлежало вкусить смерть за всякого и,  став умилостивительной жертвой за мир, всех оправдать Своею кровию». (Творения. т. 7. Сергиев Посад. 1892. с. 224). Подробнее он раскрывает свою мысль о крестной смерти Христа Спасителя, как об искупительной жертве за грехи рода человеческого, в своем толковании на псалом сорок восьмой, на слова псалма: надеющиеся на силу свою и о множестве богатства своего хвалящиеся, брат не избавит, избавит ли человек? Не даст Богу измены (exilasma, умилостивительная жертва) за ся, и цену избавления души своея (Пс 48, 7-9) - «У пророка, говорит св. Василий, слово к лицам двоякого рода, к земнородным и к богатым. - Вы, говорит, надеющиеся на силу свою... И вы, уповающие на неверное богатство, послушайте. Вам нужна искупительная цена для изведения вашего на свободу, которую вы утратили, будучи побеждены насилием диавола; потому что диавол, взяв вас в рабство, не освободит от своего мучительства, пока не пожелает обменить вас, побужденный к тому каким-нибудь достоценным выкупом. Посему предлагаемое в выкуп должно быть не однородно с порабощенными, но в большей мере превышать их цену, чтобы диавол добровольно освободил от рабства пленников. Поэтому брат не может вас искупить. Ибо никакой человек не в силах убедить диавола, чтобы освободить от своей власти однажды ему подпадшего. Человек и за собственные грехи не может дать Богу умилостивительной жертвы. Как же возможет сделать это за другого? (Творения. т. 1. Санкт-Петербург. 1911. с. 193). - Но нашлось одно равноценное всем вместе людям, что и дано в цену искупления души нашей, - это святая и многоценная кровь Господа нашего Иисуса Христа, которую Он пролил за всех нас. Почему мы и куплены ценою (I Kop 4, 20). Итак, никто не может выкупить сам себя, пока не приидет Возвращающий пленение людей (Пс 13, 8)*, но Своею кровию. - Тот, Кто не даст Богу измены за Ся, но даст измену за весь мир, ибо не имеет нужды в очищении, но Сам есть очищение. Таков бо нам подобаше Архиерей, преподобен, незлобив, бесскверен, отлучен от грешник и выше небес бывый: иже не имать по вся дни нужды, якоже первосвященницы, прежде о своих гресех жертвы приносити, потом же о людских невежествиях (Eвp 7, 26,27; 9, 7). — Писание отвергает не вообще жертвы, говорит св. Василий в толковании на книгу пророка Исаии, но жертвы иудейские. Ибо говорит: что Ми множество жертв ваших? (Ис.1, II). Множества не одобряет, а требует одной жертвы. Каждый сам себя приноси в жертву Богу, представив себя в жертву живу, благоугодну Богови, чрез словесное служение» заклав Богу жертву хвалы (Рим 12, 1). Поелику же отринуто множество подзаконных жертв, как бесполезное; то принята единая жертва, принесённая в последние веки. Ибо Агнец Божий взял на себя грех мира предав себе приношение и жертву в воню благоухания (Еф 5, 2). Нет уже жертв всегдашних (Исх 29, 42), нет жертв в день очищения, нет пепла юницы, очищающего оскверненныя (Евр 9, 13). Ибо одна жертва Христос и мертвость Святых во Христе; одно кропление - банею пакибытия (Тит 3, 5); одно умилостивление за грех — излиянная за спасение мира Кровь (т. 1. с. 241-242).

Наконец, св. Иоанн Дамаскин говорит о таинстве Голгофской жертвы следующее. «Всякое деяние и чудотворение Христово, конечно, весьма велико, божественно и удивительно; но удивительней всего - честный крест Его. Ибо не иным чем как только крестом Господа нашего Иисуса Христа упразднена смерть, разрешен прародительский грех, ад лишен своей добычи, даровано Воскресение: нам дана сила презирать настоящее и даже самую смерть, устроено возвращение к первоначальному блаженству, открыты врата рая, естество наше воссело одесную Бога, и мы сделались чадами Божиими и наследниками. Все это совершено крестом.» (Точное изложение православной веры. Кн. 4. гл. 11). Поэтому, по словам св. отца, «должно поклоняться самому древу, на котором Христос принес Себя в Жертву за нас, как освященному прикосновением святаго тела и крови». (Точное изложение православной веры. Кн. 4. гл. 11).