Вот почему Господь говорит: «И ныне заповедь Моя к вам, священницы: аще не услышите, и аще не положите на сердцах ваших, еже дати славу Имени Моему, глаголет Господь Вседержитель, то послю на вы клятву, и прокляну благословение ваше, и оклену е: и разорю благословение ваше, и не будет в вас, зане вы не влагаете в сердца ваша» (Малах. 2,1-2).

«А для вас, благоговеющие пред Именем Моим, взойдёт солнце правды и исцеление в лучах Его, и вы выйдите и взыграете, как тельцы упитанные и будете попирать нечестивых…» (Малах. 4, 2; см. 3 кн. Ездры 2, 42 - 48).

«Если не будешь стараться исполнять все слова закона сего, написанные в книге сей и не будешь бояться сего славного и страшного Имени Господа Бога твоего, то Господь поразит тебя и потомство твоё необычными казнями, язвами великими и постоянными и болезнями злыми и постоянными» (Второз. 28, 58-59).

Не ясно ли теперь архим. Григорию, за что покарал Господь Россию и Церковь Российскую в годы великой советской смуты? За всеобщее отступление и похуление Имени Божия: и духовенством, и безбожным миром.

          Глинской пустынни старец Порфирий предсказывал: «Со временем падёт вера в России. Блеск земной славы ослепит разум: слова истины будут в поношении, но за веру возстанут из народа неизвестные миру и возстановят попранное» (Журн. «Русск. Инок». № 14. 1912. Июль. с. 50).

«И разумные из народа вразумят многих, хотя будут несколько времени страдать от меча и огня, от плена и грабежа». «И разумные будут сиять  как светила на тверди, и обратившие многих к правде как звезды, вовеки, навсегда» (Кн. Прор. Даниила. 11, 33; 12, 3).

«Характерно, что (профессор богословия МДА.),  М. А. Новосёлов связывал афонские споры с пророчеством преп. Серафима Саровского:

          «Господь открыл мне, - сказал однажды в глубокой скорби преп. Серафим, - что будет время, когда архиереи земли Русской и прочие духовные лица уклонятся от сохранения Православия во всей его чистоте, и за то гнев Божий поразит их. Три дня стоял я, просил Господа помиловать их, и просил лучше лишить меня, убогого Серафима, Царствия Небесного, нежели наказать их. Но Господь не преклонился на просьбу убогого Серафима и сказал, что не помилует их, ибо будут учить «учениям и заповедям человеческим, сердца же их будут стоять далеко от Меня».*)

Это грозное пророческое слово «убогого Серафима» начало сбываться давно, а в последнее время правда его сказалась с потрясающей очевидностью. Следует ожидать, что впоследствии печальное предсказание преподобного будет находить для себя ещё большее оправдание в событиях церковных». (Новосёлов М. А.  Письма к друзьям. М. Православный Свято-Тихоновский Богословский институт. 1994. с. 82).

Церковные нестроения революционного и послереволюционного времени М.А Новосёлов непосредственно выводил из «глубочайшего отступления от православного мудрования», выразившееся в так называемом «имяборчестве» (с. 314). Как бы то ни было, а вывоз множества русских монахов с Афона («разгром древнейшего оплота Православия в «Уделе Богоматери» - по В.Ф. Эрну (с. 9), накануне германской войны, революции, цареубийства, гонения на Церковь и гражданской войны - вряд ли события между собою мистически не связанные.

(После 1-й Балканской войны Греция оккупировала Афон, что не признала Россия, считавшая, что св. Гора должна находиться под протекторатом тех стран, где православное население составляет большинство. Греческие монахи поддержали свою страну в притязаниях на Афон, что привело к конфронтации с русскими иноками, подчинявшимися Российскому консульству в Константинополе. Ясно, что обнаружить ересь у русских монахов было на руку грекам (Н.П. Святая Гора Афон;  «Журнал Московск. Патриарх. 1952. № 6. с. 46 – 48). Вот почему после суда в Московской Синодальной Конторе вполне оправдавшего имяславцев, Константинопольский Патриарх отказался допустить обратно на Афон вывезенных оттуда русских монахов, поскольку даже русские монастыри приняли греческое подданство и русским инокам, подданным Императора Всероссийского, пребывать там было нельзя («Гроза». 31.5.1914). Не для того Патриарх Константинопольский не вникая в суть спора об Имени Божием на Афоне осудил исповедников чистого Православия имяславцев, назвав их «имябожцами», чтобы приниматть их обратно на Афон после изгнания, чего он усиленно добивался и добился, намного сократив диаспору русского засилья Афона. Предателей своих русских монахов игумена русского на Афоне Пантелеимонова монастыря архимандрита Мисаила и наместника монастыря иеромонаха Иакинфа оклеветавших имяславцев и добившихся  изгнания их со св. Горы Афонской Патриарх даже наградил их золотыми наперстными крестами. Ещё бы! Было за что награждать…(Ср. «Начала». 1996. с. 20)

«Отношение к имяславцам лучшей части русского монашества выражалось в поддержке, хотя и носившей после постановления Св. Синода, скрыто-молчаливый характер.

«Имя батюшки о. Иоанна (Кронштадтского) тесно связано с имяславием, - писал митрополит Вениамин (Федченков). «Вспоминаю о собственном ощущении, - говорит он, - когда было осуждено учение так называемых «имябожников». Это было летом (вероятно 1913 г.). Я проживал на Родине. Мне пришлось прочитать в «Церковных Ведомостях» об этом осуждении. И, не разбираясь в данном вопросе с богословской точки зрения, я однако, ощутил такой острый духовный удар, будто от меня потребовали отречения от Православия. И с той поры доныне (1954), вот уже сорок лет, я не могу успокоиться окончательно. Четыре года тому назад, когда я был близок к смерти, я даже сделал «завещание» по этому поводу, желая снять (с себя по крайней мере) возможное обвинение, будто и я как-то повинен в этом осуждении, хотя бы одним самим молчаливым согласием с ним» (Флоренский. Сочинения. Т.2. с. 428).

Знаменательно, что вызванные в Москву синодальной Конторой Оптинские старцы архимандрит Агапит (Беловидов) и иеромонах Анатолий (Потапов), несмотря на настоятельное требование архиерея, так и не выехали в Москву, сославшись на болезнь (подробнее об отношении  Оптинских старцев к имяславию см. в комментариях ко второму тому «Неизвестного Нилуса». М. «Православн. Паломник». 1995). Характерное для оптинцев «осуждение» имяславия содержится в воспоминаниях митр. Вениамина (Федченкова): «Однажды он (оптинский инок, заведовавший гостиницей для обыкновенных богомольцев) пригласил к чаю афонского монаха, удалённого со святой Горы за принадлежность к группе «имябожников», а теперь проживающего в Оптиной. Сначала всё было мирно. Но потом между иноками начался спор об Имени Божием. Оптинец держался решения Св. Синода, осудившего это «новое» учение о том, что «Имя Бога есть Сам Бог». Афонец же защищал своё. Долго спорили отцы. Я молчал, мало интересуясь тогда этим вопросом. Оптинец оказался остроумнее; после долгих и резких споров он, казалось, почувствовал себя победителем. Афонец, хотя и не сдался, но вынужден был замолчать. И вдруг, к глубокому моему удивлению, победитель, точно отвечая на какие-то свои тайные чувства, ударяет кулаком по столу и, вопреки своим прежним доказательствам, с энергией заявляет: «А всё-таки Имя Бога есть, Сам Бог»! Спор дальше не возобновляется. Я же удивлённо думал: что побудило победителя согласиться с побеждённым?! Это мне было непонятно. Одно лишь было ясно, что обоим монахам чрезвычайно дорого было «Имя Божие». Вероятно, и по опыту своему, творя по монашескому обычаю молитву Иисусову («Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного»), они оба знали и силу, и пользу, и сладость призывания Имени Божия», но только в богословствовании своём не могли справиться с трудностями учения богословских формулировок». (Митр. Вениамин (Федченков). Божии люди. М. 1991. с. 18 - 19).

В поддержку имяславия выступили профессора Московской духовной академии М. Д. Муретов, о. Павел Флоренский, М. А. Новосёлов, Ф. Д. Самарин, С. Н. Булгаков, В. А. Кожевников и  В. Ф. Эрн; позже, в 1920-е гг. - математик Д.Ф. Егоров (1869  +1931), юрист В. Н. Муравьёв (1885 +1935) и философ А. Ф. Лосев (1893  +1988), считавший имяславие «наиболее совершенной формой выражения сущности Православия» («Родина». 1989. № 10. с. 94).      

В 1923 г. о. Павел Флоренский констатировал: «Медленно, но безостановочно восстановление истины происходит, и всё более находится людей уразумевающих заблуждение имеборства» (Флоренский П. А. Сочинения. Т. 2. с. 336). («Свете тихий». Русское православие ХХ века. Мск. Паломник. 1996. с. 480 – 484).

О. Павел Флоренский писал: «Имяславие – учение, восходящее к традиции исихазма, полагавшего, что само имя Бога и обращение к Нему в молитве является обнаружением божественной энергии». Это учение, возникшее незадолго до первой мировой войны, несмотря на энергичное противодействие со стороны Священного Синода, распространилось в России. В особенности оно привлекло к себе внимание и нашло отклик в кругах интеллигенции. Флоренский был в числе первых, кто выступил за признание этого учения. Его сторонниками вслед за ним стали Булгаков, Е.Н. Трубецкой, Новосёлов, Эрн и Кожевников. В послереволюционные годы спор вокруг имяславия разгорелся с новой силой. В него были вовлечены такие разные мыслители, как юрист В. Н.Муравьёв (1885 – 1935), впоследствии сотрудник гостевского Института труда; математик Д. Ф. Егоров (1869 – 1931), освобождённый в 1929 г. от должности директора Московского института математики за «идеализм», а также философ А. Ф. Лосев, написавший об отношении сущности и имени в опубликованной в 1927 г. книге «Философия имени» следующие слова: «… сама сущность есть не что иное, как имя». (Начала. 4. 1993. Мск. 1994. с. 139).

В 1913 г архиеп. Никон (Рождественский) писал: «…9 лет назад в гор. Казани была выкрадена великая святыня Русской земли чудотворная икона Казанская. Болью, тоскою, тяжёлым предчувствием грядущих бед отозвалось в русском сердце это событие, и разве не оправдались наши предчувствия? Недаром в народе издавна было верование, что пока цела эта св. икона, пока она стоит на страже между христианской Европой и иноверным, языческо-магометанским миром Азии, дотоле и мы можем быть спокойны, а покинет Она, наша Заступница усердная, место Своё и горе, и беды грозят нам, и останемся мы беззащитными… Так, ведь, оно и случилось… Нет нужды говорить о том, что мы пережили за эти девять лет. Да, это попущение Божие похитить св. икону, было знамением, вразумлением Божиим для нас. Но мы не вняли сему знамению. И знамения, присмотритесь, повторяются то и дело…» (Архиеп. Никон. Мои дневники. Вып. 4. 1913. Сергиев Посад. 1914. с. 47 – 48).

Да, не внял архиеп. Никон целой серии знамений, предвещавших беды России и Церкви, и дерзнул похулить Святейшее Имя Божие, а исповедников Славы Имени Господня избить и изгнать со Св. Горы Афон… чем усугубил гнев Божий на нашу Родину и на имяборческое духовенство.

«Россия погибнет, если перестанет почитать Имя Божие», - так предвещали афонские подвижники в начале ХХ века.

Св. Иоанн Кронштадтский предсказал: «Афонским инокам венцы мученические», - автограф о. Иоанна, помещённый на второй странице книги «Моя мысль во Христе» (Изд. «Исповедник». 1914. Петроград. Иеросх. Антоний Булатович).

Изгнание исповедников с Афона было трагедией для Русских иноков: многие из них прожили на Афоне несколько десятков лет, многие были схимники. По воспоминаниям ныне прославленного преподобнаго Кукши (память 16 (29) Сентября), прожившего на Афоне семнадцать с половиною лет, накануне отъезда он побежал в пустыню к своему духовному отцу и сказал ему: «Отче, я никуда не поеду! Вот лягу на берегу под камнем или под лодкой, и умру здесь, на Афоне! - Нет, чадо, так Богу угодно, чтобы ты жил в России, там тоже надо спасать людей».

Далее преп. Кукша рассказывает следующее: «Затем вывел его из келлии и спросил: - Хочешь увидеть, как стихии покоряются человеку? Хочу, отче! - Тогда смотри. - И старец перекрестил тёмное небо, и оно стало светлым; перекрестил ещё раз - оно раскрылось, и о. Кукша увидел Господа во всей славе в окружении сонмов Ангелов и всех Святых. Он  закрыл лицо руками, упал на землю и закричал: - Отче, мне страшно! - Через некоторое мгновение старец произнёс: - вставай, не бойся. - Отец Кукша поднялся с земли - небо было обычным. На нём по прежнему мерцали южные звёзды. На следующий день он простился с любимой обителью и отбыл в Россию. Так Афонский монах Ксенофонт (впоследствии схиигумен Кукша - Сост.) оказался насельником Киево-Печерской Лавры. Киевские монахи встретили Афонских братьев недружелюбно; они знали только то, что с Афона их выслали за какое-то неповиновение или бунт и относились к ним с недоверием. Отец Кукша рассказывал, что первое время он (и другие афонцы) тосковал по Афону и, ходя по пещерам, со слезами молился, лобызая мощи святых угодников, а киевские монахи говорили: «Вон, афонские воры пошли, надо следить, чтобы они не покрали деньги из кружек!» Слыша это, усугублялась скорбь афонских изгнанников. Но постепенно истина выяснилась, и на афонцев стали смотреть, как на «изгнанных правды ради» (Житие преп. Кукши Новаго. Житомир. 1995. с. 12 – 13). («На горах Кавказа». Схим. Иларион. Изд. 4. с. 913, 928.).

25 марта 1914 г. о. Антоний (Булатович) пишет первое письмо Государю с просьбой повелеть разобраться в учении имяславцев, назначить особую Богословскую Комиссию. Промедление и действия Синода «наталкивают» Россию на бедствия, а к каким дальнейшим бедствиям это приведёт Россию, ведает один лишь Бог», - так пророчески заканчивает своё письмо о. Антоний (Там же. с. 916).

В 1915 г. 1 июля от схим. Илариона, находящагося в горах Кавказа, поступает прошение в Св. Синод, в котором он просит уведомить его, верны ли дошедшие до него слухи, что он отлучён от Церкви. Ответа, видимо, не последовало.

В ответе старца Илариона на письмо к нему одного из издателей звучат пророческия слова: «Я сильно обижен действиями в отношении меня духовной власти. Почему же она, когда разбирала мою книгу и осудила её, не отнеслась ко мне ни единым словом или вопросом… Мнится… что эта ужасная «пря» с Богом по преимуществу высших членов российской иерархии есть верное предзнаменование близости времён, в кои имеет приити последний враг истины, всепагубный антихрист » (Там же. с. 918); («Начала». 1996. с. 27).

7 октября 1916 г. о. Антоний (Булатович) пишет своё второе письмо Государю, в котором он мистически соотносит военные неудачи России на фронте с борьбой Синода с имяславием, например, гибель парохода «Донец», на котором прибыл на Афон архиеп. Никон, захват противником Почаевской Лавры, из которой раздались первые хулы архиеп. Антония (Храповицкаго) на имяславие. На копии письма есть позднейшая приписка о. Антония: Не внял Государь благому совету и духовному предупреждению (…) не возстановлена поруганная честь Имени Господня, и отступление от истинных догматов навлекло на страну и на народ великий гнев Божий и тяжкия кары…» Здесь же указывает о. Антоний знаменательные знаки, подтверждающие его пророческие строки: переворот совершился в Неделю Св. Григория Паламы; страшной каре подвергся митроп. Владимир, «больше всех ответственный за всё афонское дело, как первопастырь, санкционировавший все преступнейшие действия арх. Никона на Афоне, согласившийся с совершенно неправославными мнениями архиеп. Антония и упорно до самого последнего времени противившийся тому, чтобы афонское дело было авторитетно пересмотрено и разобрано» (там же. с. 919 – 920). («Начала». 1996. с. 180-182).

Глава 5

Синодское послание об Имени Божием 18 мая 1913 г., его значение для Церкви Российской и отношение к посланию 1901г.  Статья известного философа М. Н. Соловьёва 1924 г.

Десять лет тому назад, среди епископов Российской Церкви, по грехам нашим, явились такие, которые совершили тягчайший грех по отношению к святейшему Имени Господа нашего Иисуса Христа. Продавшись духу относительного и ограниченного, земного и человеческого мудрования, они кощунственно провозгласили в Синодском послании от 18 мая 1913 г. это мудрование за истинное, церковное православное мудрование об Именах Божиих, сказав в этом послании, между прочим, следующее:

«1) В молитве (особенно Иисусовой) Имя Божие и Сам Бог сознаются нами нераздельно, как бы отожествляются, даже не могут и не должны быть отделены и противопоставлены одно другому. Но это только в молитве и только для нашего сердца, в богословствовании же как и на деле, Имя Божие есть только Имя, а не Сам Бог и не Его свойство, название предмета, а не сам предмет, а потому и не может быть признано или называемо ни Богом, (что было бы бессмысленно и богохульно) ни Божеством, потому что оно не есть и энергия Божия.

2) Имя Божие, когда произносится в молитве с верою может творить чудеса, но не само собой, не вследствие как бы заключённой в нём или к нему прикреплённой Божественной силы, которая бы действовала уже механически, а так, что Господь, видя веру нашу (Мф 9, 2) и в силу Своего неложного обещания, посылает свою благодать и ею совершает чудо.

3) В частности, св. таинства совершаются не по вере совершающего, и не по вере приемлющего, но и не в силу произнесения или изображения Имени Божия, а по молитве и вере св. Церкви, от лица которой они совершаются, и в силу данного ей от Господа обетования…

Такова вера православная, вера отеческая, вера апостольская».

Так ввели иерархи Церкви Российской три страшных лжедогмата, хулящих Имя Божие, отделяющих Его от Бога и лишающих тем самым действенности нашу молитву церковную и святые таинства. Три величайших по своей кощунственности отрицания были превозглашены от Имени Св. Синода в 1913 г. на всю Россию.

1. Имя Божие «на деле», т. е. в действительности, не есть энергия Божия, не есть свойство Божие, а есть только название предмета отделённое от него, а потому молитва отделена непроходимой пропастью от богословствования и от самой действительности  бытия, недосягаемых для нас.

2. Сила Божия не соединена с Именем Божиим, и таинственное соединение это кощунственно названо было «прикреплением Божественной Силы к Имени Божию, а действие её названо было даже «механическим».

3. Таинства совершаются не Именем Божиим. Эти кощунственные лжедогматы были засвидетельствованы и подписаны высшими архипастырями: Владимиром, митрополитом Санкт-Петербургским, Сергием Архиепископом Финляндским, Антонием, Архиепископом Волынским, Никоном, Архиепископом, бывш. Вологодским, Евсевием,  Архиепископом Владивостокским, Михаилом, Архиеп. Гродненским и Агапитом, епископом Егатеринославским.

Имя Божие было поставлено этими иерархами в ряд имён относительных, созданных человеческим творчеством, следовательно, подверженных, как и всё человеческое, тлению, забвению, разрушению. И сказано всё это было наперекор Св. Писанию, свв. отцам и великим учителям Церкви. Забыто было, что Имя Божие, как слово Божие, Слово живое, вечное, абсолютное. И невольно здесь вспоминаются слова приснопамятного иерарха, митрополита Филарета, который за много лет раньше писал как бы в опровержение этих трёх лжедогматов.

«Что же такое Имя по разуму Слова Божия? – писал митрополит Филарет, - «Имя есть существо или свойство вещи, представленное словом; Имя есть некоторым образом сила вещи, заключённая в слове, ибо, наприм, Имя Иисуса, как заметили самые апостолы, даже  в устах людей, не последовавших Иисусу, ниже приявших Духа Святаго, изгоняло бесов (Мк 9, 38) (Слова и Проповеди. Т. 2. с. 403).

«Имя Божие есть вещь священнейшая в мире. Им совершаются наши таинства. Признавая себя недостойными хранителями сего небесного сокровища, мы молим Отца Небесного, да вечно святое в самом себе Имя Его святится в нас» (Слова и Проповеди. Т. 1. Толков. На молитву Господню).

Забыты были даже слова Самого Господа Иисуса Христа, сказавшего: «Неверуяй уже осужден есть, яко неверова во имя Единородного Сына Божия (Ин 3, 18) и определившего пред Своим шествием на страдания, всю цель Своего служения на земле следующими словами: «И сказах им Имя Твое и скажу, да любы, ею же Мя еси возлюбил в них будет и Аз в них» (Ин 17, 26).

Забыты также и прямые заповеди апостолов: «И сия есть заповедь Его, да веруем во Имя Сына Его Иисуса Христа». «Елицы же прияша Его, даде им область чадами Божиими быти, верующим во Имя Его» (1 Ин 3, 23; Ин 1,12).

И вот, за неприятия кощунственных новых лжедогматов об Имени Божием, были отлучены от Церкви и изгнаны с Афона несколько тысяч афонских иноков, многие из которых были избиты. И это совершилось при греховном молчании масс, именующих себя православным народом русским, и, прежде всего, его пастырей и архипастырей, несмотря на то, что этот акт был распубликован в «Церковных Ведомостях» № 20 за 1913 год и Св. Синод в нём  «приглашал настоятелей и старшую братию находящихся в России честных обителей отслужить соборно, в присутствии всего братства, молебен об обращении заблудших, положенный в неделю Православия.

А в 1918 г., несмотря на жалобы исповедников, поданные ими в Синод и в Собор, православные иерархи вновь подтвердили свой грех, настаивая на отлучении не признавших кощунственного послания, и отменив даже «Послабление» Московской Синодальной Конторы в  1917 г. и разрешение служить иеромонахам из афонских иноков, заявив следующее: «Данное митрополитом Макарием, бывшим Московским, разрешение на священнослужение на время войны афонским инокам архим. Давиду, иеросхимонаху Антонию и другим считать прекратившим своё действие».  Так было открыто заявлено, что разрешение служения дано им было только на время войны, как будто вечная Истина Православия не имеет объективного значения и всецело зависит от воли архиереев, которые могут оценивать её с точки зрения временных и относительных земных интересов и подчинять её им.

И нельзя не удивляться тому упорству и той неразборчивости средств, к которым прибегли архиереи стремясь во что бы то ни стало добиться от исповедников истины-иноков афонских, признания и подписания послания Синода от 18 мая 1913 года.

И уже по одному этому на послание это никак нельзя смотреть как на одну из обычных синодских бумаг за номером, как хотят на неё посмотреть очень многие даже из людей, считающихся православными. К великому прискорбию и горю нашему так смотрят на него не только многие из знакомых с ним мирян интеллигентов, но и многие архиереи и священники наши. Мало ли что писал и делал Синод, руководимый тем или другим достаточно настойчивым влиятельным в своё время архиереем или под давлением светской власти!

Разве мог Синод выразить действительное мнение Российской Церкви Православной? говорят такие люди. Но ведь и эти люди не могут, однако, отрицать того, что Синодское послание 1913 г. выражало претензию некоторых власть имущих архиереев возвестить обязательное для всех православных всецерковное слово об Имени Божием. Ведь высказав свои три лжедогмата об Имени Божием, послание их заключено словами: «Такова вера православная, вера апостольская, вера отеческая». И эти слова были закреплены, сделанным в том же послании распоряжением отслужить соборно молебен как в неделю Православия (т.е. с анафемой инакомыслящим), а кто не приемлет «сей веры», должен был, как говорило послание, «лишиться сана и монашества, чтобы дурные овцы не портили всего стада». Это послание, таким образом, было запечатлено, на деле страшной историей проведения его в жизнь Российской Православной Церковью: запечатлено оно было страданием и кровью исповедников - иноков афонских, отказавшихся принять его и предпочитавших лучше пострадать за Имя Христово, чем отречься от наивысшей святыни Церкви Православной. Запечатлено оно было, наконец, что ужаснее всего, отлучением их от Церкви. Таким образом, Православная Церковь, хранительница вековечной истины у нас на Руси, имела в них своих верных сынов, которые не убоялись страданий за Имя Христово и исповедуемую ими истину Православия, а архиереи Церкви оказались, страшно сказать, гонителями этой Истины.

И если Синоду не удалось выразить действительного мнения видимой Российской Православной Церкви, то именно благодаря исповедникам афонским.

Именно благодаря активному неприятию послания Синода этими живыми членами Церкви, архиереи оказались не в состоянии назвать ложь истиной от лица всей Церкви Российской. Благодаря, между прочим, этим исповедникам всеми видимая Российская Православная Церковь не оказалась «смердящей как труп», но проявила в себе блеск света истинной, невидимой Церкви Христовой. И поскольку никто из разумных людей не может примириться с тем, что видимой всеми церкви полагается быть в состоянии «смердящего трупа»,  и только лишь Церковь видимая духовными очами людей, способными зреть её, как говорят некоторые, есть союз любви и свободы во Христе, на коем почиет дух Божий и благодать таинств, постольку нельзя не испытывать духовной радости, что нашлись исповедники афонские. Ибо, как Таинства имеют внешность видимую всеми, так и видимая духовными очами избранных Церковь побуждает и обязывает их проявить свои действия достодолжным образом и в видимой всеми Церкви, содействуя этими своим действиями отверзению очей у тех, кто до этого был слеп духовно. Но если Синоду не удалось выразить действительного мнения Российской Церкви, ему удалось привести этим своим посланием 1913 года эту Церковь в состояние тягчайшего недуга и распада.

 Громадное большинство её членов, сознательно или безсознательно, со всей (почти) иерархией, осталось без истинного Православия, как бы сами себя отлучив от истины его, а живые православные члены без иерархов.

Явилась омертвевшая видимая Церковь, отравленная ядом Синодального послания 1913 года и не приемлющие его живые члены её.

Так исполнилось пророчество преп. Серафима Саровского, который говорил: «Господь открыл мне, что будет время, когда архиереи земли русской и прочие духовные лица уклонятся от сохранения православия во всей чистоте и за то гнев Божий поразит их»…(См. «Душеполезное Чтение». 1912 г. ч. 2. с. 242-243). Скажут, что не все архиереи подписали Синодальное послание 1913 г. Это верно, но верно также и то, что ни один из них в 1913 г. не ужаснулся от церковно-превозглашённой в Синодальном послании ереси и не стал открыто на сторону исповедников Истины. И на деле остаются существующими две стороны. На одной стоят, повторяем, все, кто активно не отринул от себя этого синодского послания, на другой, - исповедники Истины, пострадавшие за Православие. Необходимо теперь видимое активное отречение от Послания и покаяние в своём безучастном отношении к исповедникам тех, кто не хочет принять на себя все результаты извращённой истины Православия - гнев Божий.

«Ибо открывается гнев Божий, - говорит ап. Павел, - с неба на всякое нечестие и неправду человеков, подавляющих истину неправдою» (Рим 1, 18). И «по упорству твоему и нераскаянному сердцу ты сам себе собираешь гнев на день гнева и откровения праведного суда от  Бога» (2, 5).

Поскольку мы молчали и были безразличны к проведению Послания Синода в жизнь, связанному с отлучением исповедников Истины от Церкви, постольку мы должны признать себя соучастниками в этом великом грехе. Это послание есть страшный документ в некотором роде, и нашего отступничества, поскольку эта история его проведения в жизнь осуществлялась среди нас, и поскольку мы пассивно относились к ней. Это наш ужас и наш позор! Именно наш!

И вот этого никак не могут понять многие наши епископы, священники и миряне, заражённые рационалистическим взглядом на  Церковь, как на организацию. Между тем Церковь не есть организация, она есть организм. «Ибо как тело одно, но имеет многие члены, - говорит апостол Павел, - и все члены одного тела, хотя их много, составляют одно тело; так и Христос». Ибо все мы одним духом крестились в одно тело: иудеи и елины, рабы  и свободные; и все напоенные одним Духом. Тело же не из одного члена, но из многих» (1Кор 12,12-14).

Страдает ли один член, с ним страдают все члены, славится ли один член, с ним радуются все члены (-26). И вы - тело Христово, а порознь - члены (- 27).

Чаша благословения, которую благословляем, не есть ли приобщение Крови Христовой, Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова (1 Кор10,16).

Один хлеб, и мы многие  одно тело; ибо все приобщаемся от одного Тела ( - 17). Церковь не есть просто некое общество христиан, не есть некое учреждение с определённым иерархическим порядком, но союз любви и свободы во Христе; но однако следует помнить, что этот иерархический порядок, тесно связанный с таинствами, представляет видимую сторону хранящейся незримо в Церкви благодатью Божией. И эта видимая сторона должна отвечать высоте и Божественности того союза любви, который в последнем своём основании обусловливается, по слову Господа, открытым Им человечеству Именем Божиим. «И сказах им Имя Твое, и скажу, да любы еюже Мя еси возлюбил в них будет и Аз в них» (Ин 17, 26).

Бог судья степени нашего участия, в общем, грехе этом. Но благодаря нашему молчанию, сказанная ложь архиереев стала фактически всецерковной, если разуметь видимую церковь, ибо архиереи не только сами себя отлучили от истины Православия, но распространили это отлучение и на массы народа, находящихся под их духовным окормлением и пребывающих с ним в общении в Таинствах.

Между прочим, св. Димитрий Ростовский говорит даже об иерее, совершившем литургию в смертном грехе, не омытом покаянием, что он навлекает гнев Божий не только на себя, но и на свою паству. Что же касается епископа, то вот те требования, которые он предъявляет к епископу, в котором он хотел видеть «пастыря доброго».

Истинный, добрый пастырь узнаётся по трём признакам, указанным во св. Евангелии, а именно: во первых Пастырь добрый входит во двор овчий дверьми, а не проникает туда как-нибудь иначе, «не входяй бо дверьми во двор овчий, но прелазаяй инуде тот тать есть и разбойник, а входяй дверьми, пастырь есть овцам» (Ин 10,12). Бывают и такие пастыри, - говорит св. Димитрий Ростовский, - которые входят во двор словесных овец не через двери. Но что же такое двери двора овчего? Сам Христос, Который говорит о Себе: «Аз есмь дверь, Мною аще кто внидет, спасется, и внидет и изыдет и пажить обрящет».

Но кто входит сими дверьми во двор овчий на честь пастырства? Тот, кто избирается и возводится в сан иераршества по благословению Самого Христа. Кто же не входяй дверьми, но прелазаяй инуде? Тот, кто приемлет сан святительства, не по изволению Христову, а за мзду, с помощью мирских властей, привлечённых дарами, и чрез какие-либо происки. Такой не пастырь, а тать и разбойник; тать, ибо тайной куплей восхищает сан святительства; разбойник, ибо грабит овец своих, чтобы обогатиться. Он не пастырь, ибо не овец пасёт, а самого себя питает чтобы разжиреть и утолстеть (Слова свт  Димитр. Ростовского  и Слово свт. Тихона Амафунтскаго).

И это молчание громаднаго большинства нашей иерархии и мирян было выражением некоторой мертвенности видимого церковного организма в России, оказавшегося безчувственным, ко введённому в него яду страшной ереси, выразившейся в трёх лжедогматах Синодского послания..

И происходило это от исчезновения из сердец истинного страха Божия, который есть начало Премудрости. Посмотрите, как епископ подвластных ему иереев, какое основание приводит он для этих своих обличений. «Я грешный, - говорит он им, - бояся Божиих во св. Писаниях Глаголов, предлагаю вам сие малое увещание для вашего исправления. Я болею сердцем, ибо ревность по дому Божию снедает меня, страх объемлет меня, обязанного воздать о вас слово Самому Богу, боясь, чтобы и на меня не прогневался Бог за вашу небрежность» (Твор. Свт. Димитр. Рост. Приготовление иерея к Божественному Причащению).

Удивляются, как народ русский (п       п      с     с      малая».  Ик    хр     и т. п.)[1] Он не мог не допустить этого, ибо он стал мёртв духовно и безсилен с того момента, как в видимом сокровище Православия произошло поругание первейшей святыни. Да все эти и другие святыни его стали как бы бездейственными и излишними, а самое сердце народное, стало открыто для доступа вражьих сил. И как бы в подтверждение сего, ныне во многих местах, где прежде были святые иконы беспрепятственно начертаны  сатанистами кощунственные и безумные слова: «религия опиум для народа», тайный смысл которых не был ли (может быть и бессознательно для писавших) скрыто вложен в три лжедогмата синодского послания?

Это отступничество и отречение в Руссой Церкви не явилось внезапно, оно подготовлялось долго всеми нашими грехами. Но подготовлялось оно так, как удар колокола подготовляется постепенным раскачиванием его языка. Удар, однако, качественно отличается от толчков. Если толчки эти могли делаться всеми, даже находящимися вне Церкви, то удар этот должен был непременно раздаться в самой Церкви и именно с её иерархических высот. И этот удар как бы возвестил миру, что русская Церковь, а с ней и русский народ в массе своего бытия, отпал от духовного начала своей жизни. С большим напряжением подготовлялось, между прочим, оно работой русской интеллигенции в её широко распространённой литературе и величайшим предвозвестником этого отречения был Л. Толстой.

И невольно вспоминается здесь другое послание Синода от 23 февраля 1901 года, в котором он сказал следующие обличительные и пастырские Слова: «Известный миру писатель, русский по происхождению, православный по крещению и воспитанию своему, гр. Толстой, в прельщении гордого ума своего, дерзко встал на Господа и на Христа Его и на святое Его достояние. Явно пред всеми отрёкся от вскормившей и воспитавшей его Матери Церкви Православной, и посвятил свою литературную деятельность и данный ему от Бога талант на распространение в народе учений противных Христу и Церкви и на истребление в сердцах и умах людей веры отеческой, веры православной, которая утвердила вселенную, которою жили и спасались наши предки, и которою доселе держалась и крепка была Русь Святая. В своих сочинениях и письмах, во множестве рассееваемых им и его учениками по всему свету, и в особенности же в пределах дорогого отечества нашего, он проповедует с ревностью фанатика ниспровержение всех догматов Православной Церкви и самой сущности христианской веры; ОТВЕРГАЕТ ЛИЧНОГО ЖИВОГО Бога, в Святой Троице славимого, Создателя, Промыслителя Вселенной, отрицает Господа Иисуса Христа Богочеловека, Искупителя и Спасителя мира пострадавшего нас ради и нашего ради спасения, и воскресшего из мертвых; отрицает безсеменное зачатие по человечеству Христа Господа и девство до рождества, в рождестве и по Рождестве Пречистой Богородицы Приснодевы Марии, не признаёт загробной жизни и мздовоздаяния, отвергает Таинства Церкви и благодатное в них действие Св. Духа и, ругаясь над священными предметами веры православного Народа, не содрогнулся подвергнуть глумлению величайшее из Таинств Святую Евхаристию. Всё сие проповедует гр. Л. Толстой непрерывно словом и писанием к соблазну и ужасу всего православного мира и тем неприкровенно, но явно пред всеми, сознательно и намеренно отторг себя сам от всякого общения с Церковью Православной».

Каким нападкам подвергается тогда Синод со стороны русской интеллигенции за это своё архипастырское слово! Какой адский шум  и вопль был поднят вокруг этого дела в среде отпавшей от Православия и заражённой духом рационализма массы русской интеллигенции! Недаром Лев Толстой был назван одним писателем знаменем русской интеллигенции. И никто из вопивших не хотел знать тех справедливых указаний, раскрытия всей неразборчивости средств, которыми пользовался Л. Толстой в своей хуле Имени Божия, в своих нападках на истину Православия. Его заведомой лжи, самой неприличной брани, страшных кощунств и богохульств, полной неосновательности его утверждений, которая была вскрыта такими русскими мыслителями как Владимир Соловьёв, профессора, философы: Гусев, профессор Астафьев, Николай Страхов и многими другими мыслителями. Масса обезумевшей и осатанелой интеллигенции неистовствовала по поводу жестокости Синода в отлучении от Церкви гр. Толстого и по поводу якобы «бессмысленного» распоряжения Синода священникам не отпевать в Церкви Л.Толстого, в случае его смерти.

Будучи в глубине души своей согласна с Толстым в его взгляде на Таинства, обряды, как на грубую магию и на призывание в молитвах Имени Божия, как на произведение пустого бездейственного звука, жена Толстого не видела ничего ужасного в требовании отпевания в Церкви совершаемого над кощунником, и богохульником. И по смерти Л.Толстого требовали панихиды над ним такие люди, которые ничего общего с православием никогда не имели. Ведь Имя Божие есть лишь название предмета, а не сам предмет. Почему бы и не произнести его несколько раз, за отпеванием или панихидой, если это может быть приятно для огорчённых смертью, близких умершему людей. Например, его жене, которая считала себя православной и которая так и говорила в своём письме митрополиту Петербургскому Антонию: что запрещением отпевания наказывается не тот, кто всё равно ничего не слышит, будучи мертв, а его близкие. Что же касается того, в какое отношение становятся люди, призывающие Имя Божие, к Самому Богу, об этом не находили нужным даже и думать! И Митрополит Антоний, первый, подписавший послание Синода об отлучении Толстого, написал жене его следующее: «Из верующих во Христа состоит Церковь и для верующих членов её Церковь-то и благословляет Именем Божиим все значительнейшие моменты человеческой жизни: рождений, браков, смертей, горестей и радостей людских. Но никогда не делает этого и не может делать для неверующих, для изменников, для хулящих Имя Божие, для отрекшихся от Неё и не желающих получить от Неё ни молитвы, ни благословений, и вообще для всех тех, которые не суть члены её». Это было, вообще говоря, правильно, но всё же, следовало бы здесь указать для русской интеллигенции истинно православные основания того, почему Церковь не делает этого. То, что митрополит Антоний, написал в том же письме гр.Толстой, многим показалось неискренним. «Синодальный акт, писал он, есть акт любви, акт призыва вашего мужа к возврату в Церковь и верующих к молитве о нём». Таким образом, руководящим началом этого акта была выставлена любовь к гр. Толстому. Бог Судья тому, насколько это было так, но, во всяком случае, православным нужно было бы дать указание другого, первейшего основания.

Ведь по тогдашним понятиям русской интеллигенции мотивами этого акта могло быть в лучшем случае неопределённое, рационалистическое понятие долга, а в худшем – простое давление светской власти или чувство злобы по отношению к Л.Толстому за то, что он восстанавливает народ против духовенства. И поэтому, конечно, и возможны были упрёки по отношению к Синоду, подобные тем, что ему бросала с своей стороны интеллигенция об отсутствии любви и всепрощения «в его действии». Но, бросая свои упрёки, безбожная интеллигенция забыла, а Петербургский митрополит Антоний ей на это не указал, что, помимо этих мотивов, может быть и должно быть в сердце каждого истинно православного человека благоговение перед Именем Божиим и страх Божий, тесно связанный с сознанием неотделимости Имени Божия от Самого Бога. Страх оскорбить высочайшую и реальнейшую Святыню или как-нибудь оказаться причастным к этому оскорблению, которое так отчётливо было высказано, наприм., в приведённом нами выше обличительном слове по отношению к иереям великого Русского Иерарха Святителя Димитрия.

Это глубочайшее сознание того, что, «Бог поругаем, не бывает», страх отпадения от света Правды и Истины Православия и подпадения под власть духа тьмы, неправды и лжи. Связанное с этим страхом ощущение реальнейшего соединения Божественного «Вижу Этого Всевидящего Ока Божественной силы с Божьей Правдой, от Которой никуда нельзя скрыться и которые нераздельно соединены с Именем Его Всесвятым. Ведь высочайшее безумие атеизма, отрицания живого Бога и противопоставление своей воли воле Божественной состоит в том, что человек не может не видеть своей конечной слабости, которая тесно связана с грядущей смертью. Ибо он никогда не знает того, как он живёт, что будет переживать завтра, как он умрёт, что будет переживать в момент смерти и после, но знает, однако, что он умрёт непременно и «чей-нибудь уж близок час» и что все его земные заботы, мечты и затеи должны непременно погибнуть, если они как-то не будут связаны с Вечным. До самой смерти своей и после он в руках Божиих, и эта смерть может наступить в любой момент: «Камо пойду от Духа Твоего и от Лица Твоего камо бегу?» (Прор. Давид). И сколь бесконечно справедливо это Давидово: «Рече безумен в сердце своем: несть Бог». Как ты можешь говорить это своё «несть Бог», если утверждая это безумие своё, ты всё-таки как-то стремишься утвердить истину, т. е. Бога, но и тут же хулишь Его.

Или говоря, что Он ничего не значит, что Он не существует, если ты не знаешь, что может быть завтра, ты погибнешь, как червяк, и это твоё утверждение вместе с тобой?

Как безумны те, которые, бросая дерзкий вызов Богу в своих богохульствах безумно кричат о том, что Бог не наказал их. Откуда у них уверенность, что Он не накажет их, что Он не попалит их, как огонь попаляет всякую нечистоту?

Ведь Истина и Правда есть и «Бог поругаем, не бывает», есть непреложный и реальнейший закон бытия, но именно в силу того, что это правда высшая, это случится не тогда, когда это угодно тебе, а когда угодно будет ей. Это будет непременно или до смерти или в момент смерти, или после неё, если к тебе не придёт очищающее покаяние. Зачем ты закрываешь глаза на смерть и живёшь так, как будто бы её не было совсем? Она ведь придёт непременно, и за ней ужас тьмы, если ты не успеешь здесь принять в сердце свое Того, Кто сказал: «Я есмь свет миру», «Я есмь Путь, Истина и Живот» «Я есмь Хлеб сшедший с небесе», «Я есмь Воскресение и Жизнь, и верующий в Меня если и умрёт оживёт»,

Если ты не восприимешь в себя Живого Бога Иисуса Христа, то только верующим во Имя Его дана власть чадами Божьими быть.